Не обсуждая это предположение, думаю, что 6—8 тысяч — цифра минимальная. Тем более если Владимир шёл не только на Корсунь, но собирался увидеть и силуэты Корчева, чтобы убедиться в безопасности созидаемой здесь тмутороканской Руси. Если его угрозы двинуться из Крыма на Константинополь не имели единственной целью лишить будущих родственников душевного равновесия (что, по свидетельству Зонары и Кедрина, киевскому князю вполне удалось). Да и сам Корсунь был очень крепким орешком, о чём Владимир, несомненно, хорошо знал. Правда, население города не достигало, по-видимому, и той цифры, которую назвал Бертье-Делагард, и составляло 6—7 тысяч человек, что, впрочем, совсем немало для средневекового города. Это значит, что Корсунь мог выставить для своей защиты максимум тысячу воинов — рыбаков, моряков, крупных и мелких торговцев, ремесленников различных специальностей — гончаров, кузнецов, строителей, ювелиров и т. д. Но в нём, вероятно, находился и византийский гарнизон, возглавляемый военным и административным главой фемы — стратигом, носившим высокий придворный чин протоспафария[6]. А кроме того, сам Корсунь был первоклассной крепостью, одной из лучших в Византийской империи. 339 тысяч квадратных метров его территории окружали мощные каменные стены «кордонной» и «квадровой» кладки, возведённые в V—VI веках. Их высота доходила до 15 метров, ширина — до 3-х, а в некоторых местах даже до 6 и 9 метров. (Для сравнения: стены большинства византийских крепостей последующих столетий имели толщину 1,5-2 метра). Ключевые участки обороны были усилены ещё одним каменным поясом — протейхисмой. По всему периметру той части крепости, которая была обращена к суше, высились прямоугольные и круглые боевые башни. Их было больше двадцати. Внутри города находилась цитадель. Твердыня эта видела перед собой готов и тюрок, хазар и печенегов. Но никогда ещё врагу не удавалось восторжествовать над мудростью византийских зодчих и мужеством защитников крепости. Это вселяло в жителей полуторатысячелетнего города уверенность, что варвары будут отбиты и на этот раз.
Суммируя сведения из разных источников, можно прийти к выводу, что Владимир остановился в заливе напротив Корсуня на расстоянии полёта стрелы («перестрела») от города. Стрела, пущенная даже «добрым стрельцом», пролетает всего 100—105 метров, в среднем же едва 60—70. Стало быть, русский лагерь находился либо возле Круглой, либо возле Карантинной бухты.
Охватив Корсунь плотным полукольцом и расставив на остальных участках наблюдательные посты, Владимир вряд ли стал пассивно дожидаться, пока его жители мирно созреют для капитуляции. Вероятно, он попробовал выяснить, что думают осаждённые о дружбе народов, путём обмена остроумными репликами, которые во все времена у всех народов были в большой чести в подобных обстоятельствах, помогая снять напряжение борьбы. Один византийский сановник, живший несколько позже описываемых событий, даже обратился с увещеванием к защитникам крепостей не слишком увлекаться применением этого обоюдоострого психического оружия, от которого вреда может быть больше, чем пользы... Потом засвистели стрелы, а со стен полетели и камни, как это можно видеть на миниатюре Радзивилловской летописи. Наконец, не исключено, что смельчаки полезли по лестницам наверх для установления личных контактов. Корсуняне дали отпор. Так я понимаю фразу, читающуюся и в летописи, и в «Житии Владимира»: «боряхуся крепко из града». Хотя Бертье-Делагард думал, что за ней скрываются вылазки осаждённых — «попытки к прорыву и посылки гонцов, соглядатаев».