Выбрать главу

Я думаю, такой «плотский патриотизм» действительно был свойствен людям, подобным Ярославу Владимировичу. С той лишь поправкой, что разорение вотчины причиняло им невыносимые страдания до тех пор, пока они ею владели. Когда же её отнимали, не было преступления, которое они не могли бы против неё совершить. Как мы это и видели на примере взаимоотношений Ярослава с Псковом. В то же время личности масштаба Александра Невского способны были не только «осязать», но и парить духом, поднимаясь до высот, с которых смотрел на мир и безвестный современник князя, автор «Слова о погибели Русской земли».

Но вернёмся к нашему повествованию. К разбитому литовцами Ярославу подоспела помощь — тверичи и дмитровцы с воеводами Явидом и знакомым нам Кербетом (Ербетом). Литовцев настигли у Торопца, вбили в его стены, а «за утра» (или даже ночью) уже «приспе» Александр с новгородцами — со всеми вытекающими отсюда последствиями. Видимо, у новгородского князя были свои люди и в Полоцке, у родственников жены, и в Витебске, где «сидел» его сын, и в иных местах, на путях движения литовских отрядов...

Беспокоили Александра Ярославича и дальние северная и северо-западная границы. В саамской тундре подвластные Новгороду карелы часто вступали в вооружённые конфликты с чиновниками норвежского короля Хакона Старого, собиравшими здесь дань. Между ними, по сообщению саги о Хаконе, «постоянно были немирье, грабежи и убийства». В 1251 году Александр направил в Трандхейм, ко двору короля Хакона и его сына Магнуса, посольство во главе с «рыцарем Микьялом» (боярином Михаилом), которое провело с королевскими советниками «совещания, и было решено как этому положить конец». Затем в Новгород прибыли норвежские послы — и между двумя северными державами был заключён мирный договор: «...и установили они тогда мир между собой и своими данническими землями так, чтобы не нападали друг на друга ни Кирьялы (корелы. — Авт.), ни Финны».

Правда, северные дела для Александра Ярославича на этом не закончились. В 1256 году объединённое войско шведов, финнов и немецко-эстонского феодала Дитриха фон Кивеля начало поход против води-ижоры и карел, построив в устье реки Наровы, на её новгородском (восточном) берегу, крепость. Однако, узнав о военных приготовлениях в Новгороде, а может быть, и об отправке гонцов во Владимир к великому князю Александру, поспешило ретироваться. Явившийся с низовскими дружинами полководец не отправил их обратно, а, забрав с собой и новгородцев, двинулся к Копорью. Куда и на кого он ведёт рать, князь держал в тайне, которую раскрыл, лишь вступив в город: в далёкий рейд «за море», в землю еми — Тавастланд, захваченную в 1243 году шведами. Князь принял все меры, чтобы обеспечить полную внезапность появления русского войска в Финляндии.

Двигались они глухими путями, по бездорожью, через «горы непроходимый» (видимо, занесённые снегами холмы) и леса, в метель и мороз. Всё это могло быть осуществлено только в том случае, если у князя имелись опытные проводники из вожан, ижорян или карел. Словом, военная разведка и контрразведка великого князя Владимирского, видимо, и в этом походе («зол путь» без дня и ночи) потрудилась на славу и в немалой степени способствовала его конечному успеху.

ТЕНИ НА ЛИКЕ

Ноша политика и государственного деятеля нравственно невыразимо тяжелее ноши полководца. Полководцу не нужно ломать голову, выясняя, кто его враг. Ему достаточно честно выполнить свой долг. А если он сделает это талантливо, его ждёт заслуженная и порой очень долговечная слава. Как это и случилось с Александром Невским. А выбрать верный курс в политике, оперируя лишь частично известными величинами, да ещё в условиях внутренней нестабильности, — куда сложнее. И абсолютно беспроигрышных вариантов здесь не бывает.