Первой поставленной перед нами задачей являлось получение гражданской одежды, с тем, чтобы все, что находилось при нас, могло быть отправлено домой, в наши семьи. Пришлось на автобусах группами выезжать на склады военного ведомства.
Вскоре нас было уже не узнать. Мы получили гражданские костюмы, рубашки с галстуками, белье, демисезонные драповые пальто, носки, туфли и... мягкие фетровые шляпы. Трудно было привыкнуть к этой одежде, особенно к этим шляпам, которые мы даже не знали, как надо надевать и носить, в то время в Советском Союзе они были редкостью.
По своей неопытности мы не смогли тогда заметить некоторые ошибки, допущенные теми, кто выдавал нам новую одежду. Это особенно касалось подбора выдаваемых пальто и шляп. Нас даже не удивило, что все мы были почти одинаково одеты. Именно в этом, как вскоре выяснилось, и состояли упущения. Это мы четко ощутили, уже находясь в Париже, проходя инструктаж по ряду вопросов, к разъяснению которых мы относились с особым вниманием. Нас предупреждали, что во Франции, в ожидании отправления в Испанию, не следует ходить по одному, а надо держаться во время прогулок по городу группами в пять-шесть человек. Необходимо быть очень осторожными и бдительными, так как за нами может быть установлена слежка, не столько со стороны французских властей, сколько со стороны специально засланных во Францию агентов мятежников и итало-германских интервентов. Нас предупреждали, не следует забывать и о том, что при неосторожности с нашей стороны можно «заработать» и некоторые неприятные заболевания. В этой части приводились многие примеры. Однако о каких заболеваниях шла речь, мы не могли точно себе представить.
Специальные лекторы нам рассказывали о последних событиях в Испании, вновь предупреждая, что и там следует быть весьма осторожными и бдительными, стараясь избегать возможных провокаций. Это объяснялось тем, что в ряды республиканской армии, в интернациональные бригады, воюющие на стороне республиканцев, в некоторые слои населения могли проникнуть агенты мятежников и итало-германских фашистских спецслужб, а также и «троцкисты». Если мы легко могли понять существование вражеской агентуры, то понятие «троцкисты» звучало для нас, по крайней мере, довольно странно.
Несколько в напряженном и, я бы даже сказал, тревожном состоянии проходили дни проживания в казарме и ожидания приближающегося дня нашего отъезда из Москвы. Однако они затягивались из-за дооформления всех необходимых документов – паспортов с транзитными визами для проезда через Францию. Хочу особо подчеркнуть, что если у нас почти никто не знал, что Советский Союз в ответ на просьбу правительства Испании направляет советских добровольцев, то на Западе это уже не было секретом.
Для нас с Мишей явилось совершенно неожиданным и то, что маршрут следования в Испанию пролегал через наш дорогой Ленинград, где жили наши родители, близкие, друзья. В Ленинграде мы должны были пересесть на теплоход.
Почти перед самым отъездом из Москвы к нам прибыло начальство для прощания. В напутствие прибывшие к нам подчеркнули, что советский народ очень активно откликнулся на события в Испании, все выражали сочувствие и желание помочь испанскому народу в его борьбе против фашизма. Советский Союз знает, что в Испанию стекаются антифашисты из многих стран. Их число измеряется буквально тысячами. Паше правительство приняло решение оказывать помощь добровольцами только в рамках получаемых просьб законного правительства Испанской Республики. Подчеркивалось и то, что мы, отбывающие сейчас на войну, должны постоянно помнить о необходимости соблюдения максимальной тактичности, вежливости и братской солидарности при общении с испанцами.
В то время мы впервые услышали, что уже 7 октября 1936 г. перед Комитетом по невмешательству, созданным в Лондоне, правительство СССР заявило, что если не будут немедленно прекращены нарушения соглашения о невмешательстве, оно будет считать себя свободным от обязательств, вытекающих из соглашения». Мы услышали и то, что почти все антифашисты из многих стран мира, для того чтобы прибыть в Испанию, были вынуждены уже в пути рисковать своей свободой, а иногда и жизнью. Если память мне не изменяет, то впервые мы услышали, что только две страны, Мексика и СССР, официально разрешают выехать в Испанию своим гражданам. Все те, кто вступает в интербригады, должны были тайно бежать из своей страны и нелегально переходить через границу.
Незадолго до нашего отъезда из Москвы было объявлено, что старшим нашей группы назначается летчик, фамилию которого не могу уже припомнить. Его помощником, старшим по группе гражданских лиц, стал я. Тогда я еще не знал, что на теплоходе мне придется быть связующим между советскими добровольцами и испанцами, которые должны были следовать одновременно на этом же теплоходе.
Отдельными группами мы покидали Москву и направлялись в Ленинград. Не буду сейчас говорить о том, как мы добрались до Ленинграда, как оказались в Ленинградском торговом порту на теплоходе «Андрей Жданов», как мы прощались с нашим городом, а мысленно и с нашими семьями.
И вот я в моем родном Ленинграде. Мы оказались именно в том порту, в котором я много раз бывал, работая в штабе тогда еще Нарвского района. Тогда я появлялся там в целях проверки его готовности к противовоздушной обороне. В порту многие меня знали, особенно руководящие работники.
Прибыв туда, на этот раз я старался ни с кем из моих знакомых не встречаться. Могли начаться расспросы, куда я еду, с какой целью. Не хотел говорить на эту тему ни с кем, да и права на подобные разговоры не имел.
Никогда в жизни мне не приходилось выезжать за пределы Советского Союза, а тем более пускаться в дальнее плавание на столь крупном теплоходе. Оно должно было стать моим первым продолжительным зарубежным путешествием.
Началась посадка на большой теплоход «Андрей Жданов». Нас размещают по каютам. На этот раз мы с Мишей Ивановым – в одной каюте. Пользуясь свободным временем, знакомимся с теплоходом. Моряки нам поясняют, что теплоход имеет вместительные трюмы, весьма устойчив в плавании. Заглядываем осторожно в машинное отделение: все блестит чистотой. На теплоходе много комфортабельных кают, отличающихся друг от друга, видимо, стоимостью билета. Нам очень понравились музыкальный и курительный салоны, читальный зал, используемый и для отдыха, рестораны, которые тоже, как и каюты, разного класса.
Наступает время обеда. Идем в ресторан. Странным показалось то, что на этом первоклассном теплоходе с очень вкусным и обильным питанием дополнительные блюда, напитки, фрукты и папиросы отпускались только за валюту. Это мы заметили только после того, как теплоход отчалил из Ленинградского порта. С этого момента мы считались уже за рубежом. Доллары нам выдали еще в Москве, но мы были осторожны в расходах, так как не знали, что ждет нас впереди.
Я заметил, что постоянно прижимаю к груди правый карман пиджака. Время от времени проверяю, лежит ли в нем красная книжечка, большая, довольно длинная, с тисненым гербом Советского Союза. Это переплет, в который вложен подлинный паспорт, отпечатанный в два столбика на бумаге обычного формата на двух языках, русском и французском. В паспорте стоят выездная виза нашего государства, транзитная виза Французской Республики и въездная виза Испанской Республики. Итак, впервые я владею заграничным паспортом и этим горжусь, чем и объясняется то, что я все время слежу, чтобы он не потерялся, не выскользнул из кармана.
Мой паспорт был выдан на мою настоящую фамилию. Позднее узнал, что в ряде случаев в паспортах у некоторых советских добровольцев ставилась вымышленная фамилия. Это было необходимо для того, чтобы не столько наши враги, а в основном враги Испанской Республики не могли уточнить, кто именно из воинов РККА направляется для непосредственного участия в боевых действиях. Фамилии многих наших военных были известны за рубежом, в первую очередь в различных спецслужбах.
Через некоторое время по радио к нам, «пассажирам дальнего плавания», обратились с просьбой сдать паспорта специально выделенному для работы с паспортами пассажиров сотруднику экипажа. Мы направились в указанную каюту для сдачи паспортов.