Выбрать главу

Вновь мне пришлось пережить некоторые волнения. Гендин очень дружелюбно попрощался с моими попутчиками, не стал задерживать у себя в кабинете и присутствующих при нашей беседе командиров, а на меня, как мне показалось, не обращал никакого внимания. Совершенно неожиданно он вдруг попросил, подчеркиваю – попросил, меня задержаться.

Не успели выходившие из кабинета командиры закрыть за собой дверь, как Гендин предложил мне подойти к его письменному столу и сесть в стоящее возле стола кресло, а второе, напротив меня, уселся сам.

Он заговорил совершенно другим тоном, мне даже показалось, дружелюбным. У меня не было времени долго задумываться, но уже по имевшейся привычке я подумал, что это дружелюбие объясняется исключительно тем, что я был еще слишком молод, но успел добросовестно выполнить немало важных заданий по линии командования в Ленинграде, а затем и в Испании. Неожиданно я услышал, что попытаюсь, несмотря на годы, отделяющие меня от того дня, воспроизвести более или менее дословно:

- Анатолий Маркович, мы изучили полученные отзывы о вашей боевой деятельности в Испании по докладам главного военно-морского советника товарища Орлова и вашего командира подводной лодки Ивана Алексеевича Бурмистрова. Они были весьма положительными и в некоторой степени даже нас удивили. Вас характеризовали как исполнительного, грамотного, энергичного, инициативного и способного рисковать собственной жизнью во имя безупречного выполнения своих обязанностей в самых рискованных и сложных ситуациях. Изучив эти отзывы, мы решили предложить вам остаться на службе в аппарате нашего Управления. Это предложение сопряжено с возможностью продолжения вами работы по нашей линии непосредственно за рубежом, что, естественно, резко отличается от всех видов выполняемых вами до настоящего времени работ. В этом отношении вам в значительной мере могут помочь приобретенные знания иностранных языков и практическом их применении при общении с иностранцами. Мы имеем в виду знание испанского, французского и немецкого языков. Кроме того, несколько лет, проведенных в институте «Интурист», позволили вам освоиться в области гуманитарных наук. Конечно, мы подготовим вас в достаточной степени для работы за границей. Прежде всего, нам было бы интересно узнать ваши дальнейшие жизненные планы.

Несколько растерявшись от неожиданных вопросов, я, немного подумав, высказал вслух те планы, которые уже долгое время вынашивал в голове, они были связаны с моим возвращением на Родину. Я подчеркнул свое желание вернуться как можно скорее к своим родителям, отдохнуть от значительной нагрузки, перенесенной при выполнении возложенных на меня задач.

Мы оба, задумавшись, продолжали сидеть в креслах. В моей голове стремительно проносились различные мысли, часто совершенно противоречивые. Я всегда хотел служить своей Родине, своему народу всеми силами, часто, не боясь за свою жизнь, я действительно рисковал ею – на подводной лодке, на эсминцах, на фронте под Барселоной. Неотвратимо возникал вопрос: а какое задание, какая работа командованием будет предложена на этот раз? Нет, думал я, если комдив от имени командования предлагает мне новую работу, я не имею никакого морального права отвергать ее! Я должен отказаться от всех своих планов на будущее и согласиться с этим предложением. Несколько поколебавшись, я дал согласие.

Слегка улыбнувшись, этот казавшийся мне строгим и малоразговорчивым человек, видимо, понял все то, что происходило со мной, что творилось в моей голове, и продолжил: «Сейчас мы вам предоставим возможность отдохнуть два месяца (по двум путевкам – в Кисловодске и Сочи), а затем вы проведете несколько месяцев в Москве с целью вашей подготовки для выполнения сложной и специфической работы».

Конкретно, о какой работе за рубежом идет речь, Гендин не сообщил, пообещав все уточнить после моего отдыха, при очередной нашей встрече. Пересев за свой письменный стол, начальник Управления позвонил по телефону еще неизвестному мне человеку по фамилии Бронин и предложил зайти в его кабинет. Через несколько минут вошел немолодой уже человек в военной форме, на петлицах которой виднелся ромб, что означало – комбриг. Он, стоя по стойке «смирно», отрапортовал Гендину, что явился по его приказу. Затем, протянув мне руку, представился: комбриг Бронин (что соответствует теперешнему званию генерал-майора). В первый день нашего знакомства я не думал, что именно с ним будет во многих отношениях связана моя дальнейшая судьба.

Выждав некоторое время, дав нам возможность познакомиться, Гендин предложил комбригу Бронину сесть и, видимо, продолжил состоявшийся ранее между ними разговор обо мне. Вот его краткое содержание:

- Мы правильно предвидели то, что Анатолий Маркович согласится принять наше предложение о продолжении своей дальнейшей деятельности в советской разведке. Как мы уже условливались с вами, дадим ему возможность некоторое время отдохнуть, а затем приступим к совместной работе. Кстати, как решился вопрос о путевках в военный санаторий в Кисловодск и Сочи?

Услышав от комбрига Бронина ответ, что путевка в Кисловодск уже готова и срок её действия начнется через неполных две недели, то есть после того, как я смогу побывать в Ленинграде и повидаться с моими родителями и друзьями, подготовиться к пребыванию в санаториях. Гендин очень любезно пожал мне руку, пожелал всего хорошего и выразил убеждение, что наша совместная работа будет успешной и, самое главное, полезной для нашего государства и нашего народа.

Я был очень удивлен проявленным дружелюбием и не очень официальным тоном его разговора со мной. В то же время был бесконечно рад и, признаюсь, даже горд тем, что со мной, не достигшим еще двадцатипятилетнего возраста парнем, в такой дружеской и необычно простой, не боюсь даже сказать, чисто товарищеской форме разговаривает столь высокопоставленный человек в системе РККА.

Мы попрощались с Гендиным и вместе с комбригом прошли в его кабинет. Я попросил разрешения закурить. Хотя сам комбриг не курил, приоткрыв окно, разрешил.

Товарищ Бронин поинтересовался событиями в Испании и моим личным участием в переходе на подводной лодке «С-4» через Гибралтарский пролив. Я понял, что мой собеседник был уже в курсе затронутого вопроса, и подумал, что он узнал обо мне довольно подробно из моего личного дела, а о моем участии в переходе на подводной лодке лично от Ивана Алексеевича или из его письменного доклада.

Перед тем как мы распрощались, Бронин, предварительно позвонив по телефону, прошел вместе со мной в другой отдел, где я получил, видимо, заранее обусловленную сумму денег, а также документ на получение железнодорожного билета из Москвы в Ленинград, а затем из Ленинграда в Москву.

Перед тем как попрощаться, вернувшись со мной в свой кабинет, товарищ Бронин уточнил дату начала моего пребывания в санатории в Кисловодске, а следовательно, и день моего возвращения в Москву. Для установления в случае надобности связи с ним сообщил номер своего служебного телефона.

Перед тем как приступить к описанию встречи в Ленинграде с моими родителями, родственниками и друзьями, моего отдыха в военном санатории, я хочу еще раз с особой настойчивостью повторить, что не был в курсе той работы, которую мне предложили. Честно говоря, я думал, что некоторое время я останусь работать в Москве, а затем выеду на работу за границу, возможно, с прикомандированием к аппарату военного атташе в одной из зарубежных стран. Выбор этой страны, скорее всего, будет зависеть от того, каким языком я в достаточной степени владею. Это означало, что, скорее всего, это будет одна из франко или испано-язычных стран или Германия.

Счастливый и радостный, я начал готовиться к отъезду домой, в Ленинград. Это оказалось тоже непросто. Прежде чем приобрести для себя железнодорожный билет, надо было получить на таможне хранившийся багаж, который, как я уже говорил, был погружен в Гавре на теплоход, когда я должен был вместе с Орловым вернуться на Родину.

Времени у меня оставалось мало, а надо было еще посетить моих родственников и друзей в Москве. Должен признаться, что и это оказалось не совсем просто. В то время в Москве были еще живы три сестры и брат моей матери, также мои двоюродные сестра и брат и друзья. У всех побывать я, безусловно, в оставшиеся дни не мог. Однако своих родственников успел навестить. Дни, проведенные в Москве, послужили для меня в какой-то степени еще одной жизненной школой. Прежде всего, в то время я не считал себя вправе рассказывать о моем участии в национально-революционной войне в Испании. В те годы у нас в Советском Союзе это было не принято. Нелегким был и другой урок. Родственники знакомили меня со своими друзьями, часть из которых, правда, я уже знал. Среди старых и новых знакомых были хорошенькие молодые девушки. Если раньше я не мог даже ухаживать за полюбившимися мне девушками, потому что для этого просто не было времени, то теперь я был занят совершенно другими мыслями. Мне предстояло встретиться с моей матерью и отцом, с другими родственниками. Возникал вопрос: что я могу им рассказать о моей «длительной командировке на Дальний Восток»? Так из Испании я писал в моих письмах. А ведь, получив мой багаж, скрывать его содержание ни от кого не смогу. В то же время по всем привезенным мною вещам было видно, что они приобретены за границей. Но самым тяжелым являлось то, что я не смогу никому рассказать о предстоящей в будущем работе. Нет, не потому, я думал, что будет она связана с нелегальной деятельностью за рубежом, а просто потому, что я и сам о ней ничего подробно не знаю. Я помнил только одно, что Геидин и Бронин рекомендовали мне о состоявшемся между нами разговоре пока никому не говорить. Это относилось даже и к тем товарищам, с которыми я приехал в Москву и которые знали, что Гендин меня оставил у себя в кабинете.