- Рассчитываю, что вернемся к 24.00. Если не придем, действуй по обстановке, но пленного живым не выпускай. Смотри, Нурбаев, в оба. Зверь этот, хотя и трусливый, но очень вредный. Ну, все пока, оставайся! - И лейтенант протянул сержанту руку.
Прощаясь, оба заглянули друг другу в глаза и вдруг без слов крепко обнялись и поцеловались.
IV
Капитал Розиков с самого утра был в плохом настроении. Сначала он распушил старшину роты за то, что у солдат грязные подворотнички, затем разнес командира первого взвода лейтенанта Мальцева за разбитый неделю тому назад в бою бинокль и, наконец, всей роте досталось за то, что, она, по его мнению, совсем не имеет лихого гвардейского вида.
- Что сегодня с нашим капитаном?- недоумевал лейтенант Мальцев.
Мальцев только под Брестом пришел в роту из госпиталя и еще недостаточно изучил характер ротного командира. Старший сержант Гопоненко усмехнулся:
- Сегодня, брат, капитану под руку не попадайся. Он нынче до самого вечера злой будет.
- А почему? - добивался Мальцев.
- Неужели не понимаешь? Лейтенант Чернов где сейчас? У немцев по тылам лазает. А наш командир - друг Чернова? Друг. Ну вот капитан и болеет о друге. И ничто ему сейчас не мило. А вот ночью, когда пойдем обеспечивать выход Чернова через фронт, капитан совсем другой будет. И не злой… и… ну, в общем совсем другой. Хоть зубами, а своего дружка вытянет на нашу сторону. Факт.
Но до вечера было еще далеко, а капитан Розиков не находил себе места. Он дважды побывал у командира полка, но подполковник Шатов оба раза так посмотрел на него, что капитан совсем не по уставу развел руками и забормотал, что, мол, время ползет, как верблюд, и раньше, чем в 12.00 никаких новостей не жди.
После полудня капитан приказал, чтобы рота к 22 часам была готова к выступлению, а сам отправился в боевые порядки второго батальона, на участке которого ожидался переход разведчиков.
Обшаривая взглядом изученную до мельчайших подробностей местность, капитан мысленно рисовал себе ход предстоящих событий. Все было взвешено и продумано до мелочей. По сигналу ракет по обеим сторонам лощины ударят минометы и станковые пулеметы, а уж он, капитан Розиков, наведет в лощине «порядок», если фашисты начнут артачиться. Только бы разведчики вышли живыми к лощине, пусть хоть ползком бы добрались. Остальное - не их забота…
К Розикову подошел командир второго батальона капитан Серов.
- Примеряешься, друг, все лазейки проглядываешь?
- А как же? Надо. Ночью рассматривать поздно,- ответил Розиков.
- У Чернова новостей много будет. Немцы что-то готовят. Две 1Ночи у них моторы гудят. Левее нас, против соседнего полка, наверное.
- Знаю уже. «Батя» авиаразведку просил. Посылали. Конкретного ничего, а подозрительного много. Позади наших батальонов тяжелые орудия ставить будут.
- Против танков? Они здесь не полезут. Впереди болото.
- Ну, не в лоб, так стороной обойдут, с флангов ударить могут.
- Поживем - увидим. У меня все подразделения углубляют траншеи. Истребителей танков усилили. Гранат противотанковых подвезли. Встретим фашистов с фланга.
Оба капитана замолчали, вглядываясь в местность.
Перед сумерками, едва закатилось солнце, с запада поползли тучи, подул порывистый, холодный ветер. Когда рота автоматчиков выступила, была кромешная тьма и сеял мелкий холодный дождь.
Капитан Розиков ликовал: «Совсем темно! В такую погоду можно немцу под плащ-палатку залезть, и то не увидит». И неожиданно потрепав по плечу идущую рядом Зину, капитан сказал ей на ухо:
- Ничего, все хорошо будет. Вытащим сегодня Чернова, будь спокойна. Обязательно вытащим.
Девушка ничего не ответила, только благодарно улыбнулась в темноте. Зине даже не показалось странным, что Розиков сказал это именно ей. А ведь за все время, что она находилась в этом полку, ей и десяти раз не пришлось говорить с Черновым. Да и о чем они говорили? О том, кто ранен в последнем бою и тяжелое ли это ранение. Ни разу между ними не происходило иных разговоров, да им и не случалось бывать наедине.
И все же, когда капитан сказал: «Все хорошо будет. Вытащим сегодня Чернова», слова эти глубокой радостью отозвались в сердце девушки.
В темноте, шагая рядом с Розиковым, она повторяла про себя: «Да, вытащим, конечно, вытащим».
Рота залегла в трехстах метрах за передним краем, и Гопоненко со своим взводом, усиленным разведчиками, которые не ушли с Черновым, - уполз снимать боевое охранение немцев. Дождь разошелся не на шутку, и вся степь наполнилась ровным густым шорохом дождевых капель, падающих на высокую траву. Этот шорох скрадывал все посторонние звуки, и Розиков, довольный, думал: «Хорошо. Дождь шумит, значит Гопоненко с немцами без шума оправится. Очень хорошо».