- Заходи, друг, заходи. Кушать будем. Сейчас Зина придет,- кричал Розиков Чернову.- Она уже тут с польскими девушками дружбу завела,- меду продать обещали. Сам знаешь, вишня с медом - кушанье, которым наш мусульманский аллах в раю собирался кормить правоверных. На каждого святошу по пять гектаров вишневого сада и под каждым кустом полный казан меда стоять будет. Так и в коране написано. Ей-богу, не вру. Сам читал. Садись, земляк!
Собственно говоря, тридцатипятилетний ферганский узбек, капитан Розыков Ильяс, превращенный в Илью Розикова вначале полковыми писарями, а потом и всеми солдатами и офицерами полка, мог только с большой натяжкой считаться земляком донского казака Чернова. Всего за несколько лет до войны красноармеец-кавалерист Чернов приехал отбывать срочную службу на одну из среднеазиатских пограничных застав и… с тех пор навсегда полюбил Узбекистан. Но встретились Розиков с Черновым только здесь, на войне, и подружились быстро и крепко - по-фронтовому. Будучи на десять лет старше Чернова, капитан
Розиков в первые же дни знакомства безапелляционно заявил:
- Ты совсем как мой младший брат. Он, как и ты, на молодого петуха походит. Горячий и дурной. Зачем на каждое дело сам ходишь? Ты офицер. Твое дело - командовать умело, а ты сам погибнешь - и люди погибнут без тебя.
Впрочем, благоразумная осторожность далеко не всегда руководила капитаном, и обычно Чернов, выслушав очередную нотацию Розикова, насмешливо спрашивал:
- А за что тебе, Ильяс, позавчера командир полка голову намылил? Опять впереди своих автоматчиков в село забрался? Ох, не сносить тебе головы! Пропадешь ни за грош. И сделает какой-нибудь фашист из твоей «правоверной» башки обычную пиалу. Хотя фашисты, наверное, по глупости и не догадаются, какая бы хорошая пиала из нее вышла.
Капитан смущенно крутил головой:
- Вот совсем, как мой младший брат, как есть молодой петух. Не понимает мудрого слова.- И, внезапно делая страшные глаза, кричал на Чернова: - Ну, что ты пристал, ей-богу? Я с первого дня воюю. С самого Перемышля. А ты когда пришёл? В сорок втором? Так слушай, когда старший говорит. Я скоро седой стану. Знаешь, как наш народ говорит? «Что знает седой человек, того никто другой не знает». Понял? Вот и слушай, когда тебе старшие говорят.
Но эти споры не омрачали их настоящей фронтовой дружбы.
Сейчас Чернов, взглянув с сожалением на вишни и пожав руки Розикову и его сотрапезникам, отказался от угощения.
- Некогда, Ильяс, спешу. Дел много.
- Э, мой дорогой! Всех дел не переделаешь.
Все равно кому-нибудь после нас доделывать придется. Смотри, вот и Зина с медом пришла. Садись, кушать будем.
К друзьям подошла невысокая тоненькая девушка, одетая в красноармейскую форму.
- Смотри, Зина,- продолжал Розиков,- лейтенант не хочет даже твоего меда кушать.
- Что я могу сделать, товарищ гвардии капитан,-с улыбкой ответила девушка,-если даже вы, старший по званию, и то его удержать не можете.
- Э-э! Зачем пустые слова говоришь? Звание, звание. Причем тут звание? Парень сейчас от «бати», а там еще и большой «хозяин» сидит. Что, Гриша, опять, наверное, языка требует? - спросил Розиков, поднимаясь, чтобы проводить друга.
- Ну, что там у тебя? - повторил свой вопрос капитан, когда они отошли несколько шагов по направлению к берегу.- Опять к немцам «в гости» пойдешь?
- Да, надо будет.
- Сам «хозяин» посылает?
- Сам. А когда возвращаться стану, ты будешь мой выход обеспечивать. Это в зависимости от обстоятельств.
- Не заботься. Нужно будет, на руках вытащу. Ты ведь моих джигитов знаешь?
- Ну, а если что-нибудь… так у тебя мой адрес есть…
- Э-е! Это совсем лишние, плохие слова. Напишу, конечно, но только… лучше не надо этого. Ну, хоп.
Друзья обнялись. И ни тот, ни другой не видел, как из-за вишневого куста смотрели на них ласковые глаза девушки.
Наружность Зины Карелиной как-то странно не вязалась с ее военной одеждой. Она была невысокого роста, худенькая и всегда задумчивая. Помначштаба, пожилой капитан, в прошлом преподаватель литературы и большой поклонник Чехова, звал ее Мисюсь. «Если одеть нашу Зину по-настоящему, то она, как две капли воды, будет похожа на Мисюсь и ни на кого больше»,-уверял он.
С капитаном не спорили, но, сказать правду, маленькая, хрупкая девушка в больших, не по росту, брюках, в разношенных кирзовых сапогах и выгоревшей солдатской гимнастерке мало напоминала грациозную героиню чеховской повести.