Регулярно в рамках курса на дружбу с Арабским социалистическим союзом, созданным еще Насером, наведывался в Каир Борис Николаевич Пономарев, заведующий Международным отделом ЦК КПСС. Насер хотел сделать эту организацию одним из оплотов режима и даже начал создавать внутри АСС ударную авангардную организацию из наиболее преданных режиму людей. Пытаясь разобраться с этим авангардом, я однажды, как бы невзначай (выявление политических противников режима), спросил у начальника департамента общих исследований МВД Египта Хасана Талаата: «А кто же входит в авангард АСС?», и он, тоже как бы мимоходом, ответил: «А весь наш департамент… Мы все туда входим!»
Президенту Садату Арабский социалистический союз был уже не нужен: он опирался на другие силы и сделал все, чтобы вначале ослабить его, а потом и вообще ликвидировать. Поэтому задача перед Б. Н. Пономаревым стояла сложная. Надо было о чем-то договариваться, вырабатывать календарь встреч, совместных мероприятий, а перед ним каждый раз представали все новые и новые лица, которые пассивно реагировали на его предложения и не хотели брать на себя каких-либо обязательств на будущее.
Я присутствовал на нескольких таких встречах Пономарева с членами ЦК АСС, и впечатление от них складывалось безрадостное. Я вновь ловил себя на мысли о «ненужности происходящего» — так я называл про себя сходные ситуации, которые мне случалось наблюдать и раньше. Но в Москву, тем не менее, шли телеграммы о том, что сделаны «новые полезные шаги в плане сближения наших позиций».
Запомнился и последний выезд за границу Екатерины Алексеевны Фурцевой в качестве министра культуры СССР, но уже не члена ЦК КПСС и даже не депутата Верховного Совета СССР. Несомненно, когда-то она была яркой личностью, человеком большой и кипучей энергии, натурой предприимчивой и отнюдь не ординарной. Приехала Фурцева в Каир в январе 1974 года на празднование 15-летнего юбилея созданной с нашей помощью египетской балетной школы. Этот визит должен был несколько оживить советско-египетские культурные связи. В состав делегации входили звезды советского балета, но сама Екатерина Алексеевна была уже не та… Она производила впечатление человека глубоко уязвленного, мучительно переживающего близкий закат карьеры, измученного нравственно и физически, с вконец расстроенной нервной системой. Члены ее делегации относились к ней тепло, сердечно и заботились о ней, как могли. Но она уже была плохоуправляема, и мы очень опасались каких-либо скандальных ситуаций.
Посоветовавшись, решили приставить к Фурцевой в качестве переводчицы мою жену со строгим наказом: при переводе смягчать некоторые выражения, а если надо, то и опускать их совсем. Но Фурцева каким-то чутьем угадывала пропуски и тут же давала решительные команды: «Валерия, переводи полностью!»
На прием — просмотр номеров в исполнении египетской балетной труппы — в актовый зал Каирского университета (после пожара, уничтожившего здание оперного театра, это был самый большой зал в городе) собралось много публики, но среди главных лиц были лишь заместители министров. После того как Юсуф ас-Сибаи, тогдашний министр культуры Египта, представил ей пятого заместителя, Екатерина Алексеевна четко отреагировала: «Что ж тут одни заместители? А разве министры у вас не любят балета?» Реакция на демарш была незамедлительной. Ко второму действию подтянулись человек пять министров. Фурцева и здесь не смолчала, а громогласно прокомментировала изменившуюся ситуацию, пожимая руки новоприбывшим: «Ну вот, теперь другое дело. Молодцы, что пришли!»
Спиртное ее измученной душе было совершенно противопоказано, и все старались уберечь Фурцеву от этого зелья на приемах. Забот и хлопот с этим визитом было столько, что, когда досрочно (по нашей просьбе) задраили дверь в первый класс самолета, провожающие перекрестились и облегченно вздохнули… А несколько месяцев спустя Екатерина Алексеевна свела счеты с жизнью, и от этого известия стало грустно…