Заполнив баки горючим, подводные лодки из отряда Монсума разошлись в разные стороны и на дальние расстояния. Несмотря на то, что некоторые были у нас в поле зрения, охотиться за каждой отдельной лодкой было делом весьма трудным, тем более что в отличие от Атлантики германское командование вело себя здесь намного осторожнее, да и сами лодки редко пользовались рациями. Поэтому секция поиска, кроме передачи поступившей специнформации, мало чем могла помочь командующему, у которого к тому же имелся свой разведывательный центр в Коломбо. Потери торгового судоходства «не не были по-настоящему серьезными, но они были предметом постоянного беспокойства и все время держали в напряжении наши военно-морские силы, пока не представилась возможность увеличить их в начале 1941 г. К тому моменту задержки с раскрытием шифра ТРИТОН случались значительно реже и были короче, что позволило перехватить и потопить танкер «Шарлотта Шлиман» в конце февраля, а «Браке» — неделей позже. После этого активность уцелевших подводных лодок резко упала.
Потопление подводных танкеров и дальнейшие успехи истребительных отрядов американцев в Атлантике сначала ограничили, а потоп свели на нет возможности прибытия им замены и усиления. Но все же борьба с подводными лодками продолжалась вплоть до того момента, когда в 1945 г. некоторым из них был отдан приказ вернуться в Германию, а две последних были переданы японцам с наступлением окончательной катастрофы гитлеровского рейха. Операции в Индийском океане — хороший пример трудностей с поиском и уничтожением подводных лодок (даже при наличии специнформации), когда они действуют в одиночку по собственному усмотрению, не вступая в пространные переговоры по радио.
Но все это события будущего. Какую бы досаду не вызывали боевые действия в отдаленных водах, в центре внимания все еще оставалась Северная Атлантика. В конце июля Уинн подготовил документ, в котором изложил свое мнение о возможных вариантах боевых действий Деница. Вначале он отмечал, что, хотя противник вытеснен с караванных путей из-за неприемлемого для него уровня потерь, ему должно быть хорошо известно, что способность союзников выстоять и подготовить контрнаступление целиком зависит от дальнейших поставок в Англию из западного полушария продовольствия, войск и военного снаряжения. Поэтому уход Деница из Северной Атлантики мог объясняться желанием выждать, чтобы дать сражение в другое время. Но и после этого его ожидали только поражения. Говоря о наступательной Бискайской операции, Уинн писал: «День за днем одна группа подводных лодок за другой, их командный состав и экипаж, являясь объектами воздушных атак и преследования, подвергались беспрерывно и в широких масштабах таким испытаниям, какие не в силах дальше выдерживать человек, лишенный надежды добиться победы». Деницу не оставалось ничего другого, как снова бросить свои силы в бой в Северной Атлантике, если бы он счел, что шансы германской армии и воздушного флота отразить вторжение во Францию являются минимальными. «Это была бы последняя смертельная схватка загнанного в клетку тигра, если противник решил бы вернуть свои подводные силы в сентябре и октябре в район северо-западных выходов в Атлантику. Это решение может быть принято в результате того, что он еще сможет благодаря какому-то необыкновенному повороту фортуны или блестящему, но неизвестному изобретателю найти противоядие против всех видов хорошо зарекомендовавших себя новых образцов оружия, каким, как он знал или должен был предполагать, оснащен наш арсенал. При условии, если он взвесит и увидит, что все надежды потеряны, в Северной Атлантике может разразиться внезапный и дерзкий поединок, который для Деница окажется роковым». При таких обстоятельствах он мог бы выставить, по оценке Уинна, до 150 подводных лодок, но Уинн считал, что «исход сражений решится скоро».
Донесение заканчивалось призывом к ведению наступательных операций, чтобы не давать противнику передышки. «Настало время настойчивых, полных оптимизма и смелых действий, даже если на путях конвоев в Северной Атлантике будут иметь место тяжелые потери. Боевой дух моряков торгового флота теперь столь высок, а имеющаяся в наличии мощь сил и средств защиты судов настолько значительны, что какое-то ограниченное время большие потери могут быть приемлемыми. За окончательный благоприятный результат опасаться нет никаких оснований».
Перед тем как послать это донесение по назначению — адмиралу Эделстену, Уинн вопреки обыкновению попросил высказать о нем свое мнение Деннинга и Клейтона. Наверное, у него возникли сомнения: правильно ли поступает рядовой офицер-разведчик, вторгаясь в область будущей стратегии. Оба сочли, что Уинн превысил свои полномочия, употребив фразу, которая была бы, возможно, приемлемой, если бы она исходила от премьер-министра. В устах же офицера, который руководил одной из секций ОРЦ, она не вполне уместна. Согласившись с этим мнением, Уинн подшил донесение к делу, пометив на нем карандашом: «Сугубо личное мнение». Но в разговоре с Эделстеном он все же изложил свои идеи. Многие из них адмирал включил в свою августовскую записку, разосланную членам Главного морского штаба. В ней содержался прогноз возобновления боев на путях караванов. Оценки Уинна не были далеки от действительности.
Дениц и в самом деле рассчитывал на новое оружие, считая, что, если боевые действия на море возобновятся, оно сыграет свою роль и при наступательных, и при оборонительных боях. Было создано новое противорадарное поисковое устройство, накоплены большие запасы акустических торпед для нанесения неотразимых ударов по эскортным кораблям. Намечалось строительство новых, более совершенных подводных лодок, хотя ни одна из них еще не вступила в строй. Дениц не питал, однако, больших иллюзий по поводу тех жертв, которые он потребует от своих моряков.
«Я пришел к окончательному и горькому выводу, что, кроме возобновления боев, у нас не было выбора. Подводный флот не мог стоять в стороне и наблюдать за ожесточенными сражениями, в которых он до сих пор принимал на себя мощные удары, обрушившиеся теперь со свирепой силой на другие сражающиеся виды вооруженных сил и гражданское население… Вопрос заключался в том, поймет ли сам подводный флот горькую необходимость продолжать бои теперь уже без особых шансов на крупный успех и проявит ли он готовность вести эти бои самоотверженно, с преданностью своему долгу». Эти слова, взятые из «Мемуаров» Деница, относятся к июню — периоду, когда немецким подводным лодкам не был еще нанесен сокрушительный удар в ходе Бискайской операции, осуществленной с использованием сил и средств Берегового командования английских ВВС, а также американских сил, действовавших западнее Азорских о-вов. С какой же тревогой Дениц, должно быть, задавал себе те же вопросы в конце августа! Но у него не было оснований беспокоиться по поводу реакции подчиненных ему командиров лодок и их экипажей. Они являлись сливками личного состава германского военно-морского флота. В вооруженных силах третьего рейха не было, наверное, более преданных своему долгу и исполненных высоких побуждений подразделений, чем экипажи подводных лодок. В секции поиска мы могли иногда замечать, что у них колебалась уверенность в боевой технике, и что командиры некоторых подводных лодок при первом выходе на оперативное задание, может быть, не проявляли такой решительности в боевых действиях, как в прошлом их боевые товарищи, но экипажи подводных лодок не переставали отчаянно сражаться до последнего дня воины. Они с готовностью верили обещанию Деница, что если они выстоят, то новые виды оружия и более совершенные подводные лодки повернут вспять ход событий. Из 39 000 человек личного состава подводного флота — участников войны 28000 (это огромное число) погибло. Невзирая на потери, немецкие подводники не прекращали приносить требуемые Деницем жертвы.