— За мной! — приказал я, и мы бросились в обход высотки.
Она была заросшей небольшими кустами, так что продвинулись к вершине быстро. Оттуда, не переставая, бил пулемет. Подползли совсем близко и открыли огонь. Пулемет сначала замолчал, а затем повернул в нашу сторону. Мы притаились, а он не унимался. Потом нашу группу обстреляли справа и слева. Мы заметались среди кустарника и вдруг почувствовали, что обложены со всех сторон.
Можно себе представить душевное состояние горсточки партизан, которые видят свою уходящую колонну. Засада уже не обстреливает ее, сосредоточила огонь на нашей группе. Положение, конечно, более чем обидное. А все же одновременно и радостно на душе: удалось-таки отвлечь засаду, поэтому и уходят друзья-товарищи!
Долго метались по кустарнику. Куда ни бросались, везде нарывались на вражеский огонь. Пойти же в лобовую — значит, потерять всех. Мы упрямо искали выход. Наконец нам повезло: удалось гранатами и автоматами пробиться по склону к подножию высотки. Но впереди оказалось болото в мелких зарослях лозы. Чем дальше продвигались, тем становилось трясинистее.
Колонны отсюда уже не было видно. Но мы слышали, как громыхнули вслед ей последние разрывы мин. Потом враг прекратил обстрел. Радоваться бы: все-таки разгромили артиллерийский дивизион. Но не до этого было нам, сидевшим в болоте и ждавшим прочески.
Владимир Павлов — опытный командир, участвовал в освобождении Западной Белоруссии, а затем в финской кампании. Он-то и поддержал наш дух. Рассудил так: сейчас ни в коем случае нельзя выходить из болота, иначе нарвемся на гитлеровцев. Надо ждать ночи, а затем догонять колонну.
Прошли десятилетия, но никогда с тех пор, к большому счастью, мне не довелось пережить такого длинного, полного смертельной опасности дня.
Мы пробрались еще дальше в болото и заняли круговую оборону. Теперь уже была видна насыпь «железки». Дорога бездействовала, в свое время партизаны разгромили главные железнодорожные коммуникации. Но у полотна по-прежнему стояли дзоты. Гитлеровцы использовали насыпь как линию укреплений против партизан. К вечеру сюда прибыло подкрепление. По всей вероятности, враг предполагал, что не все партизанские подразделения прорвались из окружения.
Наконец стало темнеть. К тому времени мы с Павловым приняли решение: прорываться не через переезд. Сами видели, что дзоты по обе стороны его за день восстановили и их заняли охранники. Прорываться следовало левее большака, затем устремиться за своими. Как разведчику, мне был известен маршрут следования бригады.
Осторожно подобрались к насыпи, выбрали место как раз между двумя бункерами и, пригнувшись, по одному прошмыгнули через «железку».
На противоположной стороне простирался болотистый луг. Обернулся: и еще тревожнее стало на душе. Выглянувшая луна высвечивала широкий густо-зеленый след по болотной росной траве.
Шли торопливо и как-то потеряли ориентировку. Но вот перед нами показался хутор. Вокруг было тихо, даже собака не отзывалась, а в доме, видимо, спали. Постучал в окно, вскоре выглянул хозяин.
— Кто там? — раздался его тревожный голос.
— Свои. Выйди во двор.
Ждали долго, но дверь почему-то не открывалась. Снова постучали.
Наконец появился хозяин, дрожащим голосом начал выспрашивать, кто мы да откуда, что надо.
— Одно-единственное, — попросил я, — проведи к дороге на Иоды.
Конечно, опасался: а вдруг это осадник, поэтому предупредил: если задумает повести нас в гарнизон, первая пуля будет его.
Хуторянин вывел нас на какую-то возвышенность, рядом с нею чернел лес. Да, это были те места, которые я приметил еще утром, когда вглядывался вслед уходившей бригаде. Вот и большак.
— По этой дороге пошли ваши, — сказал проводник.
— А ты откуда знаешь, что они — наши?
— Вы же партизаны. Отпустите домой, а то немцы сожгут хутор, расстреляют семью.
— Хорошо, иди. Но сиди дома. Потому что наши остались там, — Павлов махнул рукой в сторону Старого Погоста. — Проведешь и их. Но ежели что случится, пеняй на себя.
К утру за Иодами мы догнали колонну. Нас уже не ждали, считали погибшими. И какая была радость встретиться!
Из допросов пленных и документов Александр Галузо уже выяснил, что в Старом Погосте разгромлен 221-й артиллерийский дивизион. Пленные показали, что их подразделение прибыло накануне, укрепиться не успело, не изучило и местности. Да и фашисты надеялись на то, что партизаны не пойдут на Старый Погост: их сдержат гарнизоны в Красовщине и Зеленках.
Бригада захватила богатые трофеи: много винтовок, автоматов, патронов, медикаменты. Иван Соловьев со своими хозяйственниками вывез также крытую повозку с продуктами, а вторую — с солью. Соли у нас вовсе не было, и она оказалась настоящим богатством. Вывезли на трофейных повозках и раненых — 35 человек. Но и потери наши большие. При штурме Старого Погоста погибло 18 партизан.
Назавтра я встретился со старшей сестрой Лидой. Вместе с мужем Петром Илларионовичем Максимовым она с июля 1942 года находилась в 6-м отряде бригады имени С. М. Короткина; с ними — и 12-летний сынишка Коля, который тоже ходил в разведку. Трудным оказался для них выход из блокады. Когда услышали, что мы завязали бой возле Красовщины, решили идти следом, но сбились с пути и попали в болото Багна-Мох. Тут и застал их рассвет. А днем налетели самолеты, начали обстреливать и бомбить: болото, считай, открытое, жиденькие сосенки да редкие кусты. Очень много погибло партизан. Вечером 16-я Смоленская бригада прорывалась тоже по нашему пути, и оставшиеся в живых присоединились к ней. Берегом озера Красновское они обошли Старый Погост, затем штурмовали железнодорожную насыпь и тоже вышли из блокады.
Остановились мы снова на Дисне, но уже в Шарковщинском районе. Штаб бригады разместился в деревне Алашки, в доме знаменитого Ивана Павловича Сикоры, белорусского мичурина. Наш отряд занял две деревни — Жуковщина и Полово, расположенные на противоположных берегах реки. Приказом комбрига всем четырем отрядам определили крупные вражеские гарнизоны, которые мы должны были постоянно контролировать. Нашему достался гарнизон в Шарковщине, имени А. В. Суворова — в Поставах, имени С. М. Кирова — в Воропаево, имени В. И. Чапаева — в Глубоком. Было над чем подумать и разведке отрядов. Снова началась обычная работа.
Шарковщина от нас километрах в двадцати. Днем и ночью мы вели поиск. С чего обычно начиналась разведка? В первую очередь требовалось произвести визуальный осмотр гарнизона, чтобы знать его месторасположение, возможные подходы к нему. Это значит оползать его буквально на животе, и не раз. Затрудняло разведку то, что райцентр разделяла Дисна на две неравные части. Та, что располагалась ближе к нам, на левом берегу, состояла в основном из частных застроек. Сам же центр — то, что особенно интересовало нас, — на правом. Дисна — не Ушача: глубокая, полноводная, шириной в этом месте до 40 метров. Притом правый берег высокий и обрывистый. Главная сложность, как осмотреть городок с противоположной стороны, а гарнизон сильно укреплен.
Попадали мы в трудные переплеты, не раз нас и обстреливали, правда, жертв не было. Через некоторое время установили, что в окружности гарнизон где-то километров около пятнадцати, с выступами улиц иногда на двести-триста метров. Когда установили, так сказать, форму гарнизона, потребовалось на следующем этапе определить его содержание. То есть численность войск, вооружение, систему оборонительных сооружений: где находятся дзоты, доты, траншеи или одиночные окопы, секторы их обстрелов, взаимодействие огневых точек. Затем надо было выяснить детально, какие части размещены в гарнизоне, сколько их, в какой последовательности они сменяются, куда уходят, откуда приходят и с какой целью: на отдых, для переформирования или для пополнения самого гарнизона. Тут, естественно, одной нашей разведке трудно было справиться со всеми этими задачами. На помощь приходил Александр Галузо со своими людьми.