Письма трех коммунистов носили иной характер, рисовали совершенно конкретный облик человека — лентяя и бездельника, беспринципного и нечестного. После знакомства с фактами, что приводились в письмах, естественно возникал вопрос: зачем же так домогался принадлежности к партии, если в душе, в сознании абсолютно не разделял ее законов, жил вопреки коммунистическим нормам и принципам? И на это отвечали трое коммунистов в своих письмах. Он не раз с циничной откровенностью высказывал коллегам: «Кого выдвигают на руководящие должности? Членов партии. Без партбилета дудки попадешь на руководящий пост!» — «А зачем он тебе?» — спрашивали его. «Я тут уже пересидел нескольких редакторов. Сколько же могу ходить в рядовых, тянуть лямку, бегать по цехам?» — «Но ты не слишком-то перетрудился — плечи от лямки не натерты». И напомнили ему слова Ленина, который не только звал в партию для трудной, тяжелой работы, но и требовал очищать ее от тех, кто «хочет только «попользоваться» выгодами от положения членов правительственной партии»[14]. В ответ литсотрудник пренебрежительно морщился и говорил, что все это — громкие слова для трибун на митингах и собраниях. Словом, партия ему нужна была как подставка для карьеры. Такой следовал вывод из писем коммунистов.
Сопоставляя две позиции, две точки зрения без предвзятости, легко было, как говорится, невооруженным глазом разглядеть, с одной стороны, мягко говоря, легковесное отношение к рекомендации, отсутствие ответственного подхода к отбору в партию кандидата, с другой — принципиальное и обоснованное возражение против приема человека, идейно несозревшего, чуждого духовно законам жизни партии. Естественно, неизбежной была встреча с теми, кто рекомендует партии принять в ее ряды такого человека. По моей просьбе их пригласили в райком для беседы. Возможно, тут я допустил тактически неверный шаг, сразу насторожив их проявлением недоверия к рекомендациям да еще «вызовом» в райком. Может быть, следовало повстречаться с каждым в отдельности на месте их работы, а возможно, и дома. Но документы все находились в райкоме. Да и важно было, чтобы при разговоре присутствовали заведующий отделом оргпартработы и председатель нештатной комиссии по предварительному рассмотрению заявлений о приеме в партию: они откровенно разделяли позицию рекомендующих. Разговор был поэтому не просто трудный — тяжелый.
Правда, из трех рекомендующих явную обиду и даже раздражение демонстрировал один — технолог, который утверждал, что достаточно знает вступающего, а если не дал характеристику его моральных качеств, то может хоть сейчас дописать: «морально устойчив…» Двое остальных смущенно слушали, слабо пытаясь найти малоубедительные аргументы. Технолога активно поддерживали райкомовские товарищи, утверждая, что особое мнение трех коммунистов появилось из чувства личной неприязни к литсотруднику, складывавшейся годами. Надо сказать, что мое незваное вмешательство в подготовленное уже к рассмотрению на бюро дело вызвало явное неудовольствие у заведующего отделом и председателя комиссии. Скорее всего потому, что непривычным было, чтобы кто-то (тем более корреспондент) ставил под сомнение работу по приему в партию. «Для нас главный документ — решение первичной организации», — твердили они. При этом их не насторожило, что никто из коммунистов первичной организации, принявшей литсотрудника кандидатом в члены партии, не дал ему рекомендации, хотя он просил ее у многих. Рекомендации не дали, а проголосовали «за». Факт, над которым следовало задуматься райкому партии.
Итак, сопоставление двух позиций, двух мнений было явно не в пользу рекомендующих и решения первичной организации. Но что из этого следовало? Согласиться с характеристикой трех коммунистов? Значит, райкому партии надо отменять решение первичной партийной организации. Но ведь это означало ущемить и свое самолюбие, уронить престиж. При этом интересы партии сами собой отодвигались на второстепенное место.
Видя, что наша беседа зашла в тупик, я предложил встретиться рекомендующим и трем коммунистам, написавшим свой протест, — возможно, это поможет прояснить для всех истину. Райкомовцы никакой встречи устраивать не собирались. Вопрос уже был подготовлен на очередное бюро. И в результате партия получила одним приспособленцем и карьеристом больше.
Теперь представим, что работники райкома оказались выше личной обиды. Скажем, выслушав внимательно обе стороны, сопоставили их точки зрения, разобравшись беспристрастно, согласились с тем, что рекомендованный не отвечает ни по своим убеждениям, ни по нравственному облику высоким требованиям, предъявляемым коммунисту. Вернули дело в первичную организацию, да еще провели бы там собрание, на котором откровенно и нелицеприятно объяснили членам партии их далеко не принципиальную позицию при голосовании. Какой огромной воспитательной силы было бы такое собрание! Но — нет, амбиции оказались сильнее разума.