Мы учились работать в степи, которая была гладкой как крышка стола, разводить огонь там, где горящая спичка или зажженная цигарка видны за километры. Учили нас скрытно окапываться, маскироваться, беззвучно подбираться и снимать часовых, метать финский нож и многому другому, что позволяло выполнить задание и уцелеть самому.
Много времени занимало изучение топографии, способов ориентирования на местности и по звездам, что в голой степи непростое дело. Учились пользоваться трофейным оружием, так как много боеприпасов на себе не унесешь, да и обеспечение групп было весьма ограниченным.
Учились мы все прилежно, стремились во все вникнуть, понять, освоить все приемы и наставления, хорошо сознавая, что от этого зависит выполнение боевого задания и наша жизнь.
До сих пор я помню основы партизанской тактики, лаконично сформулированные в конспектах Ильи Григорьевича Старинова: хорошая разведка, маневренность, умение применять современные средства войны, в первую очередь минно-подрывную технику, знание местности, неожиданность нападения, умение быстро сосредотачиваться для нанесения удара, немедленное рассредоточение после него и выход группы из боя, взаимная поддержка и стойкость в бою.
Нас обучали умению быстро и резко менять тактические приемы в зависимости от условий боя и обстановки, ибо противник силен, но склонен к шаблонным действиям. Мы не должны были принимать лобового удара превосходящих сил противника. Нам предписывалось, постоянно маневрируя, неожиданно появляться в тылу врага, затруднять его связь и снабжение, изматывать внезапными ударами.
Нельзя засиживаться на одном месте. Передвигаться и вести боевые действия надо только по ночам, а в дневное время отсиживаться где-нибудь в укрытиях, соблюдая маскировку. Как можно больше хитрить, устраивать засады и уничтожать противника, не вступая с ним в прямое соприкосновение.
В ноябре Совинформбюро передало сообщение о начале тяжелых боев на направлении Нальчик — Орджоникидзе (Владикавказ).
Обстановка на фронтах была очень тяжелой, это удручало всех обитателей нашей спецшколы. Мы замечали, что в нашей среде происходит какая-то суета, догадывались, что идет формирование очередных групп для заброски в тыл противника. Официально об этом не сообщалось. Но дежурившие по спецшколе товарищи сообщали друг другу об уходе очередных групп.
Все занятия в нашей спецшколе проводились в основном в условиях, приближенных к будущему району боевых действий и в любую погоду. Для этого нас ежедневно вывозили за город. Там и проходила эта подготовка.
После окончания учебного дня, а он продолжался с раннего утра до позднего вечера, после ужина, мы обычно собирались в большой комнате, именуемой клубом. Там, затаив дыхание, слушали сводки Совинформбюро, из которых узнавали, что наши войска вели упорные бои в Сталинграде, на Кавказе на перевалах главного Кавказского хребта, под Нальчиком и Грозном. Изредка мелькали сообщения о борьбе партизан в Белоруссии, в брянских лесах, в Югославии, о действиях французских «маки» (партизан). Иногда нам показывали старые кинофильмы. Бывали и танцульки. Так снималось дневное напряжение. Отправки на задания все ждали с нетерпением, в нашу победу верили неукоснительно. Мы знали, что предстоят трудные дни, и не каждому из нас удастся дожить до конца войны. Но в окончательной победе над нацистами не сомневался никто.
В один из первых дней ноября мы возвращались с занятий пешим порядком, двигаясь строем по проезжей части городских улиц, по двое в ряд. В пару ко мне пристроился старшина Черняховский. Я заметил, как он специально отодвинул для этого Федю Воронина, с которым мы всегда ходили парой. Сначала шли молча. Затем он заговорил со мной. Спросил, что утром передавали по радио. Я ответил. Он объяснил, что утром был вызван в штаб и сводку Информбюро пропустил. Мы обсудили этот вопрос.
Затем стал расспрашивать о жизни в детдоме, о том, как в станице, где был расположен наш детдом, казаки встретили сообщение о начале войны, о том, как я попал в армию. Вопросы были ненавязчивы, но показали, что старшина хорошо знал мою анкету. Разговаривали мы как старые друзья. Дорога была длинная, шли около часа. Потом заинтересовался запасной бригадой и чем я там занимался. Задаваемые им вопросы выстраивались в определенную систему. Я понял, что он меня прощупывает, и стал проявлять осторожность.
Потом он сообщил, что ему поручено формирование группы и меня ему рекомендовало руководство спецшколы. Он стал расспрашивать меня о программе полковой школы (учебного батальона), которую я закончил в запасной бригаде, о том, какие системы пулеметов знаю.