Томич вполне одобрил мое намерение и послал за лошадьми. Он поинтересовался всеми подробностями, как я выбрался из Тифлиса, очень одобрил мою осторожность, но предупредил, что впереди у меня много трудностей и, может быть, придется встретиться и с Керамом, который, по слухам, перебрался из наших пределов в турецкие. Адъютанта он очень похвалил, а я в свою очередь просил о содействии со стороны этого офицера мне в очень трудном положении упомянуть и в его сообщении штабу округа.
Подали лошадей, что было видно из окна. Генерал Томич сердечно пожелал мне благополучного исхода моей служебной командировки, и мы по-культурному простились в кабинете, откуда я вышел уже как туземец, почтительно кланяясь и прикладывая руку к чалме. Усевшись со своими хурджимами в перекладную, я помчался к нашей государственной границе. Часа через два мы проехали стоянку Елисаветпольского пехотного полка с прекрасными двухэтажными каменными казармами и уютными офицерскими флигелями. Отсюда оставалось 16 верст до пограничного поста Караурган.
По Карсу мы проезжали настолько рано, что на базарах лишь начинали раскладывать для продажи товары и жизненные припасы. Скалистая местность с множеством фортификационных сооружений придает крепости вид грозный и неприступный. Но зато вся местность, почти совершенно лишенная сколько-либо крупной лесной растительности, унылая и безотрадная. Улицы самого города, особенно его туземной части, узки, грязны и напоминают какие-то коридоры. Население очень пестрое и смешанное из множества народностей.
Для развлечения местного военного и чиновничьего общества существует гарнизонный клуб и городское общественное собрание, имеющее и летнее помещение[с] единственными тремя деревьями, известными под названием «Карский рай». Внешний вид крепости с ее фортами и батареями настолько грозен, что не верится возможности взять это укрепленное место открытым штурмом. Однако, за период войн наших с Турцией Карс дважды был взят нашими доблестными войсками штурмом, невзирая на всю силу своих верков[26] и отчаянное сопротивление гарнизона. Теперь крепость усилена еще и нами.
В штабе полка мы справились о дороге на пост Караурган. Здесь почтовые лошади не ходят, и ямщик дороги не знает. Прибыл я к кирпичному домику поста под сильным снегом, так как мы, в общем, поднялись на Карское плато, а от него еще на пограничный горный кряж, местами густо заросший лесом и большими с трудом проходимыми кустами. По пути мы почти нигде не видели туземного населения, кроме стоянки полка и постов пограничной стражи.
Сойдя с постовой тележки, я спросил, где начальник пограничного поста.
– А тебе он зачем? – грубо спросил меня пограничник.
– К нему важный бамага из Тифлиса, – отвечал я с преувеличенным акцентом, – пажалуйста, веди к началнику: балшой дела.
Пограничник привел[меня] к канцелярскому домику и открыл дверь. Я вошел, но дверь забыл запереть.
– Запирай за собою дверь, – грубо крикнул на меня высокий, худощавый штаб-офицер в тулупчике, высоких сапогах и меховой шапке. Это и был подполковник Лукомский. – Что тебе надо? – грубо переспросил он.
Я вытащил из сумки пакет и молча подал ему. Он вскрыл, быстро прочитал и сконфуженно извинился за свое грубое извинение (читай, обращение. – С.З.). Здесь мы впервые и познакомились. На этом посту пришлось прожить несколько дней, пользуясь гостеприимством Лукомского, и отсюда я и перебрался на турецкую территорию.
По прибытии на пограничный пост я устроился в домике Лукомского и никуда не выходил. Он сообщил мне. Что уже два дня тому назад прибыли из Карса туземные милиционеры (из них один переводчик) от военного губернатора с приказанием дать в провожатые тому лицу, которое представит ему, Лукомскому, письмо губернатора.
На следующий день Лукомский представил мне мой будущий конвой из трех милиционеров: один из них был по национальности персиянин, много лет уже служил в милиции и имел звание старшего урядника, а на груди его красовались медали; он свободно владел персидским, турецким и курдским языками и считался одним из переводчиков при канцелярии военного губернатора; два других были курды, жители Карской области, ставшие русскими подданными лишь после присоединения этой области к России с 1878 г. Все трое были с кинжалами, винтовками и патронташами через плечо; сидели на добрых горских лошадях, имея за седлом небольшие хурджимы. Они, конечно, никогда не знали меня раньше и приняли за того, кто назван в моем паспорте. Курды по-русски не говорили и очень мало понимали. Но переводчик был человек умный, бывал[ый] и весьма прилично объяснялся по-русски.