Слон понимал всю несправедливость своих обвинений, но не мог сдержаться. Это же понимал и невозмутимый латыш, потому и молчал. Отстреляться так же смог бы далеко не каждый снайпер. А Слон… Ну что ж, он волнуется за их друга…
– За сколько он доедет до хижины? – Вопрос адресовался Мулле.
– По «зеленке»? – Абдулло пожал плечами. – Он видел, как змеи убили весь его отрядец… Если это не полный идиот или самоубийца, то поедет медленно, так, чтобы лошадь не наступила на змею. Иначе в этом лесу он не проживет и десяти минут – гюрза идет на кровь почти как акула, а он ранен.
– Сколько он будет ехать до хижины, Мулла?
– Минут сорок – сорок пять.
– Если по гребню, догнать сможем?
– Трудно.
– Но реально?
– Если он не придурок – реально.
– Снимаемся! – принял решение Андрей. – Здесь нам больше нечего делать.
Он кивнул вниз на это «змеиное побоище».
– Медведя надо спасать. Может, Ганс того последнего и завалил, но этого никто не видел. А раз так, то этот гад может быть жив и даже чрезвычайно везуч. Не зря же он поперся прямо в «зеленку»!.. Мы должны успеть его перехватить или хотя бы не дать войти в хижину. Иначе получим двоих заложников – Медведь сейчас не сильнее Зухры… Задача всем ясна?
– Куда яснее, – ответил за всех Бандера и уже на бегу, через плечо, бросил: – Не первый день вместе служим!
Остальные бросились вслед за Сашкой, понимая, что теперь от их выносливости может зависеть жизнь их друга и малолетней «невесты».
Этот марш-бросок каждый из них запомнил на всю жизнь…
* * *
– …Кто это?
Медведю казалось, что кто-то говорил, булькая, набрав в рот воды. Но это не было плодом воспаленного, бредившего мозга. И Игорь, как ни странно, это понимал. И еще. Даже сквозь эти булькавшие «помехи» он понял, что говоривший был чужаком. Игорь узнал бы голоса Алишера или Абдулло, а кроме них в группе больше никто не говорил по-таджикски…
Да он и сам не говорил, но за столько лет в Афганистане научился понимать довольно много… На фарси…
Говоривший вещал именно на этом наречии. Его для общения использовали приграничные таджики и северные афганцы. На юге Афганистана больше использовался пушту…
Медведь с трудом разлепил глаза и попытался сфокусировать взгляд.
– Больной солдат… – ответила Зухра едва слышно.
– Ясно – он из тех, которые всю мою «гвардию» убили и меня ранили!
– Я не знаю, господин…
– Я знаю! А еще я знаю, что меня продал твой отец! – Медведь услышал шлепок пощечины и тихое всхлипывание. – Тупой баран! Если бы мне удалось провести этот караван – он был бы последним. Стар я уже стал для таких дел, пора дорогу молодым уступать… Мы бы уехали с тобой туда, за перевал… Ты рожала бы мне детей, а твой отец радовался бы внукам и купался бы в молоке – я бы не обидел родственника!.. А теперь… Что теперь? Ты понимаешь, что наделал этот облезлый верблюд?!
Медведь услышал звук еще одной пощечины и повернулся на голоса.
В двух метрах от него на тяжелом табурете сидел крупный пожилой таджик с седой бороденкой. Зухра бинтовала его левое плечо.
– А этот, – таджик ткнул пальцем в сторону Игоря, – не просто солдат! Он старший прапорщик, почти офицер – я понимаю в их погонах! А значит, командир тех, других. И это не просто солдаты – пограничники и милиционеры в Змеиное ущелье никогда не сунулись бы. Значит, эти – не местные! Значит, для меня прислали специальный отряд, спецназ!
Мужчина поднялся и подошел к Медведю:
– Ну, что, бача? [73]Боитесь меня?
– Пошел на хер, Сайрам! – прохрипел Игорь, давно догадавшись, кто этот человек.
– Ты даже имя мое знаешь! Значит, и правда – спецназ…
Сайрам задумался ненадолго, поглядывая на Медведя и решая какую-то, видимо, нелегкую для него задачу. Пауза длилась около пяти минут.
– А знаешь, бача, я тебя не буду убивать – ты скоро сам подохнешь. Только намного мучительнее. Это даже хорошо, что так случилось. Но я тебе кое-что должен. – Он ткнул толстым пальцем в то место, где под национальным халатом была повязка, наложенная Зухрой. – Твои псы подарили мне пулю в плечо, и я хочу ее тебе вернуть…
Он вытащил из-за шелкового пояса «стечкин» (старый знакомый) и, передернув затвор, выстрелил Игорю в плечо…
– Вот так! – Сайрам смотрел в затуманенные болью глаза Медведя. – Теперь я тебе ничего не должен – не люблю неоплаченных долгов! А теперь мы уйдем. А ты, бача, молись своему неверному богу – может, еще и успеешь попрощаться со своими псами… Иди, Зухра, готовь коня – ему теперь нас двоих везти придется, а это не легко.
Он обернулся спиной к Игорю, уже ничего не опасаясь, и направился к выходу из хибары.
Да только… Зря он это сделал!..
Острая, жгучая боль от выстрела в упор сделала чудо.
Ее цунами захлестнуло все Медведевы ощущения и… Прочистила его мозги… Игорь никогда не ощущал более четкого изображения в глазах – вечно что-то мешало. Но сейчас! Медведь видел медленно удаляющуюся широкую спину врага, «духа», и понимал, что его надо остановить. Любой ценой! Иначе через очень короткое время он опять потянет из Афганистана караваны с наркотой, навербовав новых «друзей»…
Медведь медленно, как тот Илюша из города Мурома, словно боясь чего-то, опустил ноги с жесткого топчана и кое-как сел. Теперь он смотрел прямо в спину Сайрама – топчан стоял вдоль дальней, противоположной входу стены.
Все его движения были замедленны, как у хронического наркомана, но мозг… Мозг, став удивительно ясным, с неимоверной скоростью все считал и считал варианты, пока глаза не натолкнулись на ножны. Это был нож Сайрама… Каким образом он оказался на том табурете, где он только что сидел? Это была загадка – то ли выпал из-под халата и хозяин этого не заметил, то ли специально оставил, кто знает? Но разгадывать эти ребусы у Игоря не было времени, а этот клинок был шансом.
Приложив «незнакомое» оружие к основанию указательного пальца, как учил Брат, Медведь понял, что нож мастерски сбалансирован.
«В джентльменов играть не будем – пуля быстрее…» – подумал он, а рука уже метнула нож во врага…
Одна беда – ясность ума не прибавила сил. Нож воткнулся… в деревянный косяк двери на уровне колена…
– Молодец! – воскликнул Сайрам, резко оборачиваясь. – Оправдал мои надежды! А я уж подумал, что ты не воин, а глупая слабая женщина!
Игорь потянулся за табуретом.
– Поздно, солдат, тебя убивает яд. Уже убивает! Видишь, и сил уже нет! Я тебя уже не боюсь – ты труп, который еще может двигаться. И оставь этот табурет! Он тяжелее ножа – ты его даже не добросишь! Ха-ха-ха!
– Доброшу! – прошептал Игорь. – Я постараюсь…
Сайрам совершенно спокойно смотрел на то, как Игорь втащил тяжелый табурет к себе на топчан, поднял глаза к потолку, прошептав что-то, а затем…
– А-а-а-а-ар-р-ра-а! – рявкнул, надрывая глотку, Медведь…
И запустил «оружие» с такой силой, что, не удержавшись на топчане, сам грохнулся на земляной пол.
С какой силой нужно было бросить тяжелый, едва оструганный табурет, чтобы он разлетелся в щепы, встретившись с лицом «духа»?! И откуда взялась эта сила?
Это, наверное, и был тот резерв, который есть у каждого человека и глубину которого суждено проверить одному на миллион…
Игорь лежал так, как упал. Не то чтобы пошевелиться, у него не было сил даже закрыть глаза. Все! Предел…
Он лежал на земле, ощущая щекой ее прохладу, и смотрел на кожаные подошвы сапог Сайрама. Он видел метнувшиеся куда-то в сторону двери легкие туфельки Зухры. А через минуту… Грубые, пропыленные, со сбитыми о камни носами, родные армейские «балетные тапочки»… Две, три, шесть пар…
Какая-то неземная сила схватила и перевернула его…
Да нет…
Сила оказалась вполне земная, хоть и неимоверная – Бандера держал Игоря на своих могучих руках, словно невесту…
– Медведь! – орал он ему в ухо. – Игорек! Не спать, прапорщик! И хорош Ваньку валять!