— Но ты рисковая девочка, — беру перо, снимаю зубами колпачок и вывожу подпись на гладкой коже, чувствуя, как она покрывается мурашками под моими ладонями.
— А ты разве нет, Юджин? — тонкие женские пальчики ныряют в гущу моих волос, сжимая их на макушке в кулачках, отчего меня ещё больше пронзает наслаждением. Прикрываю глаза, отбрасывая ручку в сторону и в полтона расставляю приоритеты:
— Я профессионал. Рано ложусь, рано встаю. Много перелётов и соревнований. Ещё больше изнурительных тренировок. У меня однообразная жизнь, крошка, но только так можно добиться результатов и достигнуть цели. Хотя для тебя это, скорее, не новость. А ещё я не привык делиться женщиной с другими. Ты хорошо подумала, перед тем, как прийти ко мне в номер и лечь со мной в постель?
— Где у тебя лежат резинки, Юдж? — задается вопросом, отстраняясь от меня.
— В верхнем ящике тумбочки посмотри. И, будь добра, Стелла, сними платье, если не хочешь, чтобы я его испортил.
— Какая осведомлённость, однако, — девчонка расплывается в улыбке. Подходит к указанному месту и выуживает из ящика пачку презервативов. Бросает их мне.
— Кто-то говорил, что самый высокий пульс у гонщиков именно на старте. Это правда? — исполняет мою волю, пока я откидываюсь на спинку дивана и внимательно за ней наблюдаю.
— Максимальные показатели у всех свои, — поправляю рукой вздыбленный под шортами член. — Во время секса я об этом не думаю.
— Любишь вкусняшки, значит? — стараясь не выдавать охватившего её волнения, позволяет платью скользнуть вниз по стройному телу.
— Предпочитаю острое сейчас… — охваченный похотью, хлопаю ладонями по коленям, приглашая себя оседлать.
Девчонка выглядит слишком сексуальной. Чувственной. Горячей. Хочется без лишних слов затискать её в объятиях и затрахать до обморока. — Иди ко мне, Стелла. Хватит болтать. Я хочу в тебя…
Яна
Девять долгих мучительных часов с небольшим перерывом на сон. Схватки вымотали почти все силы. И не только сестры, но и мои. Вика едва держится: бледная, измученная, с пересохшими покусанными из-за боли губами. Глаза выцветшие, запавшие, влажные от слёз. Не могу спокойно смотреть на неё. Сердце в клочья разрывается. Одно радует: Андрей устроил всё так, что в данный момент я могу находиться рядом и поддерживать её во всём.
С пронзительным криком поворачивается на кровати, сжимая слишком сильно мою ладонь. Волосы на висках влажные, прилипли к коже. Вены на лбу напряжены так, что, кажется, вот-вот лопнут.
— Господи, Викусь, что ж так долго то? — сижу рядом на стуле и сама слезами умываюсь. Молча, чтобы её не огорчать. Для меня такое откровенное зрелище — настоящий шок! Я слишком люблю Вику, чтобы не испытывать на себе её боль. Она и мама единственные, кто у меня остались из близких людей.
Отец ушёл из семьи, как только я родилась. Банальная история. Хотел сына, но не получил желаемого. Скандал за скандалом. Рукоприкладство и унижение матери, все, что я помню из далёкого детства. Жизнь превратилась в сплошной ад. Развод стал для всех облегчением. Мама вычеркнула прошлое, выбросив все фотографии отца. Я даже его лица не помню. И знать не хочу…
Сестра переворачивается на спину, поправляет ремни на животе, которые вкрай извели её. Аппарат КГТ слишком громко передаёт стук сердечка Тима и его незначительную активность, вытесняя все мысли из головы. Оглушительный шорох в динамиках и ускоряющийся ритм заставляют вздрогнуть и запаниковать. Не знаю, чем ей помочь. Не знаю!!!
— Яяяянааа! Позови врача. Бооольно!!! — её крик пронзает сердце, словно раскалённый меч, вынуждая спину покрыться коркой льда.
Потяжелевшие руки взмывают вверх, пальцы едва давят на кнопку вызова. Смотрю на неё и схожу с ума. Нельзя столько страдать! Она не заслужила! За что ей всё это?
Спустя минуту в палату врывается акушер. Высокий, молодой парень, но опытный. В самом начале предлагал обезболить процесс. Вика отказалась, боясь навредить себе и ребёнку. Сказала, выдержит сама и точка!
— Позвольте, я осмотрю Вас ещё раз, — обращается к сестре, устремляя на меня красноречивый взгляд, вынуждающий подняться и отойти в сторону.
Он проводит необходимые манипуляции, я с грустью смотрю в окно. В глазах темнеет и плывёт. Не могу сдержать слёзы, как бы не пыталась. Кусаю до крови губу, сжимая подоконник так сильно, что пальцы немеют и хрустят. Знала бы, кто её «осчастливил», придушила бы собственными руками. С каждым её новым криком ненависть к подонку прожигает душу насквозь, словно её накачивают до основания кислотой.