Иван Федорович Горбунов
Развеселое житье
Купец.
Наслышаны мы об вас, милостивый государь, что, например, ежели что у мирового – сейчас вы можете человека оправить.
Адвокат.
А у вас дело есть?
Купец.
Дело, собственно, неважное, пустяки, выходит… Не мы первые, не мы последние… известно глупость наша…
Адвокат.
Скандал сделали?
Купец.
Шум легонькой промежду нас был.
Адвокат.
В публичном месте?
Купец.
Как следует… при всей публике.
Адвокат.
Нехорошо!
Купец.
Действительно, хорошего мало.
Адвокат.
Где же это было?
Купец.
На Владимирской… такое заведение там прилажено.
Адвокат.
В Орфеуме?
Купец.
В этом самом. (Молчание). Ежели я теперича, милостивый государь, человека ударю, что мне за это полагается?
Адвокат.
В тюрьме сидеть.
Купец.
Так-с!.. Долго?
Адвокат.
Смотря как… недели три… месяц…
Купец.
А ежели я купец, например, гильдию плачу.
Адвокат.
Тогда дольше: месяца два, а то и три.
Купец.
Конфуз!.. (Молчание). А ежели он, с своей стороны, тоже действовал, и оченно далее… можно сказать, сокрушить хотел?
Адвокат.
Да расскажите мне все, что было. Садитесь. Расскажите по порядку.
Купец.
Порядок известный – напились и пошли чертить. Вот изволите видеть: собралось нас, примерно, целое обчество, кампания. Ну, а в нашем звании, известно, разговору без напитку не бывает, да и разговор наш нескладный. Вот собрались в Коммерческую, ошарашили два графина, на шампанское пошли. А шампанское теперича какое? Одно только ему звание шампанское, а такой состав пьем – смерть! Глаз выворачивает!.. Который непривычный человек, этим ежели делом не занимается, с одной бутылки на стену лезет.
Адвокат.
А не пить нельзя?
Купец.
Для восторгу пьем. Больше делать нечего. Ну, заправились как должно – поехали. Путались-путались по С.-Петербургу-то, метались-метались – в Эльдорадо приехали. Опять та же статья, сызнова. Поехали по домам-то, один из нашего обчества и говорит: давайте, говорит, прощальный карамболь сделаем, разгонную бутылку выпьем, чтобы все чувствовали, что мы за люди есть. Сейчас на Владимирскую. Мыслей-то уж в голове нет, стыда этого тоже, только стараешься как бы все чудней, чтобы публика над тобой тешилась. Набрали этого самого женского сословия – там его видимо-невидимо – угощать стали. Угощали, угощали – безобразничать. Подошел какой-то – не то господин, не то писарь: нешто, говорит, так с дамами возможно? Это, говорит, ваше одно необразование. Кто-то с краю из нашей кампании сидел, как свиснет его: вот, говорит, наше какое образование. Так тот и покатился. Ну, и пошло!.. Вся эта нация завизжала! Кто кричит – полицию, кто кричит – бей!
Адвокат.
А вы били кого-нибудь?
Купец.
Раза два смазал кого-то… подвернулся.
Адвокат.
Прежде вы за буйство не судились?
Купец.
При всей публике?
Адвокат.
Да, – у мирового судьи?
Купец.
У квартального раза два судился прежде. Тогда проще было: дашь, бывало, письмоводителю – и кончено. А теперича и дороже стало, и страму больше.
Адвокат.
Сраму больше.
Купец.
В газетах не обозначат?
Адвокат.
Напечатают.
Купец.
А ежели, например, пожертвовать на богадельню, или
куда?..
Адвокат.
Ничего не поможет.
Купец.
Беспременно уж, значит, сидеть?
Адвокат.
Я думаю.
Купец.
Все одно, как простой человек с арестантами?
Адвокат.
Да.
Купец.
Из-за пустого дела!.. Хлопочи вот теперь, траться. Сейчас был тоже у одного адвоката, три синеньких отдал.
Адвокат.
За что?
Купец.
За разговор. Я, говорит, твое дело выслушаю, только мне, говорит, за это пятнадцать рублей и деньги сейчас. Ну, отдал, рассказал все как следует…
Адвокат.
Что же он?
Купец.
Взял он эти деньги: «уповай, говорит, на Бога».
Адвокат.
И больше ничего?