Я снова помчался к Наташе.
— Извини, Наташ, вспылил я. Ты тут ни при чем.
— Да ладно, — махнула рукой Иволгина и тяжело вздохнула. — Я понимаю. Сама бы вряд ли порадовалась таким известиям.
— В общем, так, — начал я, снова сидя в кухне Наташи. С опаской покосился на новую кружку с чаем и отодвинул ее подальше. — Давай начнем с начала.
— Давай, — покосилась на меня Иволгина, пытаясь понять, что я задумал и зачем вообще вернулся.
— У меня ощущение, что Алина могла врать, — выдал я.
— Гер, я очень Алинку люблю, но ты уверен? Вдруг ее просто опять перемкнуло, и она сама вернется?
— Я не уверен, конечно, но посуда… Всё дело в посуде, которую я должен привезти тебе.
Наташа округлила глаза и мысленно явно вызвала бригаду неотложной психиатрической помощи.
— В смысле?
— В прямом. Нет никакой посуды, да и не было никогда. Это игра наша с Алиной давняя. Версия игры «правда или желание». Мы ж оба посуду мыть не любим, потому и купили посудомойку, чтоб не ссориться, чья очередь у мойки стоять.
Иволгина замерла, внимательно меня слушая.
— А пока посудомоечной машины не было, играли в «правду или посуду». Не хочешь говорить правду — значит мой посуду. Вот она мне таким образом и сообщила, что неправду говорила. Только я не сразу вспомнил, всё соображал.
— Во дела… — вытянулось Наташино лицо.
Но я видел: она сомневалась.
— И Карину, наверное, поэтому упомянула. Чтобы я засомневался.
— Герка, — охнула Иволгина, — так и что делать-то, как узнать?
Я почесал затылок.
— Звони. — Кивнул на Наташин телефон, что лежал на подоконнике.
— Куда? — непонимающе уставилась на меня она.
— Как куда, Алине. Посмотрим, что она скажет тебе.
Наташа дрожащими руками взяла телефон, набрала подруге и включила громкую связь.
Алина ответила, но еще до этого Наташа, подмигнув мне, заорала в трубку:
— Алинка, привет! Ну как ты там? Вернулась? Как дела? Когда собираемся? Я всё-всё знать хочу! Как поездка? Соскучилась по тебе ужасно!
Жена помолчала несколько секунд, а потом ровным голосом, словно робот, ответила:
— Всё хорошо, Натуль. Я с Игорем.
— Э-э-э… — изобразила непонимание Иволгина.
— Да, решила, что хочу быть с ним. Он именно тот, кто мне нужен. Я так счастлива, — всё тем же ровным безжизненным тоном отозвалась Алина.
— Ну… ты… в общем, ты же знаешь, что я любой твой выбор приму. Так ты у него жить будешь?
— Да.
— Ну, приезжайте в гости вдвоем. Или адрес скинь, я приеду. Страсть как увидеться хочу!
— Я спрошу у Игоря. Сама понимаешь, человек занятой.
— Да-да, конечно!
— Наташ, там тебе еще Новицкий посуду мамину привезти должен. Пусть у тебя полежит, потом заберу. Сама знаешь, как мне этот сервиз дорог.
Наташа вытаращилась на меня, а я жестом руки дал ей понять: подыграй подруге.
— А-а-а, ты про тот, голубенький? — Иволгина притворилась, что поняла Алину.
— Угу, — явно повеселела жена.
— Я поняла. Позвоню ему, напомню, чтоб не замылил. Не переживай, хорошая моя, отдыхай. Созвонимся позже.
И положила трубку.
Мы уставились друг на друга и с минуту молчали. Я словно онемел, в голове роились мысли и вопросы, но я не мог произнести ни слова, будто горло сковали цепями. Не получалось даже вздохнуть полной грудью.
Мои самые страшные подозрения обретали уродливую форму и воплощались в реальность. Ведь Алина, судя по всему, повеселела потому, что догадалась: я расшифровал послание и подруга тоже уже в курсе.
А потом Наташа вздрогнула.
— Гера, это что же получается… Он просто з-заставил, — запнулась она, — ее так сказать? Чтобы все думали, что она по доброй воле с ним?
В ее глазах появились слезы. Она выжидающе уставилась на меня в тщетной надежде: я вот-вот скажу, что всё это неправда. Но вместо этого кивнул. Наташа была права: жена с этим французским лебедем оказалась против воли.
Иволгина приложила ладони к щекам, а потом и вовсе разревелась.
«Нет, она точно не заодно с Леной. Нельзя такую реакцию сыграть».
— Гер, а Гер, а что теперь делать-то? — сквозь слезы бормотала подруга жены.
Но я не ответил, уже теряя контроль над разумом.
«Любимая моя, во что же ты вляпалась?» — билась в голове лишь одна мысль.
Сердце стучало настолько громко, разгоняя кровь по венам, что отдавалось в ушах.
Глаза застлала пелена ярости; я зарычал.
И только когда Наташа в испуге отшатнулась, понял, что рычал не про себя. Но мне было всё равно. Мной овладело лишь одно желание, неконтролируемое и животное, — вернуть и защитить жену. Попадись мне сейчас этот лебедь на пути, шею бы ему свернул.