«Мои родные! Я бесконечно рад и горд за вас всех, дорогие братья. Я еще больше верю в правоту освободительной борьбы. Ваше желание вступать в ряды борцов против коммунизма, подтверждает правоту начатого нами дела. Верьте, братья, я не единственный, таких как я будет много. Формирования скоро начнутся по всему фронту. Мы развернемся в огромную освободительную армию. Красная армия — это наша армия и вся она перейдет на нашу сторону. Тиран-Сталин останется один со своей кучной кровопийц, палачей-садистов из НКВД. Но уже с этими «героями», я думаю, мы как-нибудь справимся»…
На этом моменте многие военнопленные искренне рассмеялись, а майор продолжал:
«Я прошу вас всех быть выдержанными и соблюдать порядок. Сейчас я вас всех взять не могу, так как имею пока что разрешение формировать один казачий полк, но оставшихся прошу духом не падать. Вскоре придет разрешение немецкого правительства на формирование других полков и дивизий Освободительной армии, и все вы будете иметь счастье вступить в ее ряды. Как я уже сказал вчера, в первую очередь буду брать казаков».
Начался отбор, и большая часть военнопленных, несмотря на место рождения и национальные корни, решила записаться в казачье подразделение. Люди поверили Кононову и хотели воевать под его командованием. Это дорогого стоило и следовало ценить. Однако майор не мог забрать всех и каждому военнопленному задавал простые вопросы:
«Казак? Какого Войска? Какой станицы? Сколько и где служил в армии?»
Для родового казака определить своего не сложно. Казака видно сразу. Хотя среди военнопленных не казачьего происхождения попадались настолько ценные специалисты и опытные вояки, что Кононов рисковал и все-таки записывал их в казаки. Самовольно. Самостоятельно. Под свою ответственность.
Из этой поездки Кононов привез в подразделение 542 человека. Казаков — 405, не казаков — 137.
После Могилевского лагеря майор выезжал в другие. Он был в Бобруйске, Орше, Смоленске, Пропойске, Гомеле и так далее. Численность полка стремительно росла и к нему прибыли эмиссары Русской Освободительной Армии. Они предложили майору присоединиться к РОА, но он, по совету немецкого офицера связи, отказался. Раз ему нет никакой пользы от РОА, зачем себя обременять? Есть один начальник — генерал-лейтенант Шенкендорф, и этого достаточно.
Посланцы генерала Трухина уехали, а спустя несколько дней Кононов отправился за ними следом и забрал из школы урядников два взвода.
На общем фоне урядники школы РОА, выходя на первое построение, казались белыми воронами. Из-за обмундирования, которое у казаков Кононова уже было единообразным — гимнастерки с казачьими погонами, донские казачьи папахи, брюки с красными лампасами и сапоги. Но это временно. Нас распределяли по сотням, а затем выдавали оружие и справу.
К полудню вместе с Федоровым и еще четырьмя урядниками я прибыл в казарму 4-й пластунской сотни и представился командиру. После чего был назначен заместителем командира 3-го взвода и познакомился с будущими сослуживцами. Что тут скажешь? Люди везде остаются людьми. Со всеми хорошими и плохими качествами. Все мы бывшие красноармейцы и, узнав, что я уже успел повоевать и родом с Кубани, казаки приняли меня как равного. По крайней мере, до первого боя. А пока все было неплохо. Поставив выданный мне ППД в оружейную комнату, я занял койку и начал подгонять под себя казачью справу.
На следующий день 4-я пластунская сотня вышла на полигон. По учебной программе — стрельбы и тактика. Я показал, что умею, и сотник Тихонов остался доволен.
Каждый день прибывали новые бойцы. Учения шли постоянно, и я сильно уставал. Но не потому, что много бегал, а из-за ответственности. Все-таки урядник. Какой-никакой, а младший командный состав. Теперь приходилось отвечать не только за себя и меня это изрядно напрягало. Хотя, должен сказать, народ в 3-м взводе подобрался степенный и не буйный. В этом мне повезло, однако тогда я этого не понимал.
Тем временем полк расширялся. На 20-е сентября в нем было почти две тысячи человек, и он состоял из восьми сотен. Первая, вторая и третья — конные. Четвертая, пятая и шестая — пластунские. В каждой «боевой» сотне пулеметный взвод из четырех «максимов». Седьмая сотня — пулеметная, четыре взвода по четыре «максима». Восьмая сотня — конвойная. Разумеется, имелся штаб. А помимо всего вышеперечисленного минометная батарея (дивизион) из двенадцати 82-х миллиметровых минометов, артиллерийская батарея (дивизион) из шести «сорокапяток» и шести 76-мм орудий. Плюс к этому связисты, саперы, тыловики, полковой духовой оркестр и знаменная группа.