Гриша перечеркнул узкое горло часов:
– Но мы будем стоять на входе и пустим в новый мир только тех, кто этого заслуживает.
– Революционное правосудие? Тройки?
– Зачем? Они и сами пожрут друг друга. Мы со своей сетью будем уже в нижней части часов и распределим роли. Поэтому сейчас нет необходимости разбираться в тонкостях мироустройства. Кто сильнее масоны, иллюминаты или ФРС. Главное быть первыми и сделать так, чтобы новый мир начинался с нас, а не со старперов, просравших свой мир. Ок?
– Ок. Если мы будем строить сеть, кто будет здесь? – Димка ткнул в горлышко часов.
– Самоубийцы, – пожал плечами Кутялкин. – Их давно уже вербуют на ратный подвиг. Ты знаешь, какова главная задача истории человечества?
Димка покачал головой.
– Перерасти человека, – Григорий Александрович ткнул указательным пальцем в папочку с оплатой ресторанных удовольствий. – Став самоубийцей, ты почти выполняешь её.
– Почти?
– Полностью ты решаешь её, когда убив в себе человека, ты остаешься жив.
Отплевываясь от тополиного пуха, они направились к метро Новослободская.
У припаркованного рядом со Сбербанком «Патриота» Димка задал вопрос, которого Кутялкин ждал весь вечер:
– Ты же понимаешь, что если обещанного крушения финансовых рынков не произойдет, твой сетевой маркетинг тоже пригодится?
– Пригодится, – уверенно ответил Кутялкин. Он и сам задумывался, куда приспособить пятьдесят человек, которые уже попали в его сети. – Храните гордое терпенье, не пропадет ваш скорбный труд и дум высокое стремленье, – уклончиво ответил Гриша и навсегда попрощался со своим лучшим другом.
Когда Кутялкин смотрел на рванувший к третьему кольцу джип, ветер швырнул к его ногам стопку буклетов. Он поднял один из них – рекламка салона трехмерного тату на Остоженке.
«Набрать – не набрать?», – размышлял Кутялкин о планируемом звонке. Вчерашняя уверенность в необходимости встречи подостыла. Потом он решил, что терять ему по–прежнему нечего, и нашел в записной книге нужный телефон.
– Сегодня? – удивился он после вступительных приветствий. – Не поздно ли?
По невероятной случайности Олег Андреев проезжал по Садовому в районе Сухаревки и готов был подхватить Гришу. Через десять минут Кутялкин усаживался в блестящий черный Brabus. Он не стал интересоваться, откуда ОСА узнал местоположение своего будущего волонтера. Чувствовал, как неуместны здесь слова «узнал», «будущего», догадываясь – ОСА живет исключительно настоящим.
Москва, бункер на Остоженке, 33 часа до начала информационной войны
В бункере на Остоженке было уютно – технологичный, удобный рай для клаустрофила: мягкий пробковый пол, мозаики на стенах, открытые книжные полки, заставленные справочниками, точечная мягкая подсветка интерьера, огромная панель телевизора, офисная мебель, походившая скорее на гостиничную. Легкие соломенные кресла, легкомысленные гравюры.
Кутялкин и Павлов расположились за коротеньким приставным столиком. Андреев уселся за круглый генеральский полигон во главе:
– Вы были правы, когда проговорились, что мировое тайное правительство – фикция. Это разрозненные группки горе–демиургов, которые заигрались и перестали воспринимать мир во всем его многообразии, не научились видеть ничего кроме шахматных досок. Но они все еще пытаются играть, – все предисловия к начавшейся беседе ОСА сказал в машине. Он предупредил Кутялкина – в бункере зазвучит только конкретика, поэтому, можно не заглядывая в Клуб, ретироваться к жене и спокойно переспать столько безмятежных ночей, сколько еще выпадет «этому безнадежному миру». «Их будет немного. Уверяю Вас».
Гриша, как и тысячи безвестно канувших до него безумцев, выбрал перейти через Рубикон, который в подвале Остоженской цитадели неумолимо впадал в Стикс.
– Не смотрите на меня так – прослушать разговор в ресторане – не такая уж мегазадача.
Андреев перекинул Грише крепкий белый лист нестандартного формата – чуть больше А4. Гриша прочел «КурсЂ московской женской гимназии»:
– Это аттестат моей прапрабабушки. Выдали 130 лет назад, – невидимые распорки во рту ОСА оформили на его щеках два разновеликих бугра и несимметричную улыбку, которую наверняка смог бы повторить гибрид Марлона Брандо, Сталлоне и Чипполино. – Пощупайте бумагу. Пощупайте-пощупайте. Даже не пожелтела. Где только не валялся этот документ – десятки переездов, три революции, две мировые войны, одна холодная, десятки безымянных информационных. Даже гайдаровские реформы и потребительский бум–бум выдержала. Впишите что–нибудь в него, – ОСА протянул паркер. Кутялкин внимательно посмотрел на Андреева, потом на Павлова, пытаясь разобраться, в чем подвох. Конечно, испачкать аттестат прапрабабушки шефа добровольных самоубийц России – уже суицид, но совсем иного рода, чем надеялся Гриша.