– Знание истории?
– Скромное – развитие ее научных познаний ушло недалеко от уровня продвинутых выпускников студентов истфака. Но у нее фантастическое чутье. Плюс она имеет всевозможные полезные увлечения. Самые безобидные из них – Кама Сутра, анархизм, взрывчатые вещества и военная поэзия. Можно сказать, в определенной степени она феномен. Кох недавно пережила серьезнейший психологический стресс. Он обострил ее и без того выдающиеся таланты. Впрочем, о них вы всё равно узнаете в свое время. Постепенно. Она как … , – ОСА испытывал сложности, чтобы придумать для Кох подходящее сравнение. – Как матрешка, – он вновь сделал паузу, обдумывая. – Только чтобы открыть ее, надо не туловище откручивать, а юбку поднимать.
– Все мы тут как матрешки, – буркнул Павлов. – Если нам срам заголять, мы такое покажем. Гораздо более интересное, чем при скручивании головы.
– В любом случае, я очень рассчитываю на Мальвину в плане убедительности шантажа для спецов SAS. Мы вам предложим набор требований. Используйте их по обстоятельствам. Под угрозой уничтожения дневников, вы сможете продержаться в хранилище несколько часа, пока SAS будут готовить штурм. Мозги у них проворачиваются со скрипом.
– Зачем нам держаться?
– Чудак–человек! Я весь вечер твержу об этом. У вас появится шанс выжить. Когда вы начнете перебирать и вычитывать рукописи, те, кто курируют хранилище, поймут цель акции и через вас попробуют выйти на заказчиков. Наверняка, они захотят оставить как минимум одного из вас в живых. Есть, за что побороться, не правда ли? Вы выживете, если включите все ваше очарование.
– Бред. В чем же наше очарование?
– У Грэмл дерзость, отсутствие авторитетов. У вас системное мышление. Но я рассчитываю на другое. Ситуация такова, что сейчас тем, кто мнит себя вершителями судеб мира не время разбрасываться посвященными. Даже у кукловодов содержание дневников – информация самого высокого уровня доступа. Есть шанс, что они попробуют вас перевербовать.
– Вы не боитесь, что мы переметнемся?
– Боюсь. Но у меня есть надежда, что есть обстоятельства, способные удержать вас по нашу сторону баррикад.
– Какие это обстоятельства? – Кутялкин от любопытства заерзал на стуле.
– У вас это любовь к детям, – «Гад-гад-гад! Заложники всегда были разменной картой наших спецслужб». – У Мальвины любовь к Родине. Да–да. Каким бы дьявольским отродьем она ни была, Кох патологически любит Россию. До истерики, до рукоприкладства. Имейте это в виду, когда она заманит вас в постель. Заманит–заманит, не качайте головой. Пожалуй, это единственный приятный момент вашей миссии.
– Зачем вы все это рассказываете? Ваши мировые гении на раз из меня эту информацию извлекут.
Андреев молча смотрел в глаза Грише. Потом медленно проговорил:
– Быть может, я рассчитываю, что вас расколют, – шеф отвел взгляд и добавил. – Они не станут брать в расчет ваши амурные обстоятельства. Я БЫ ТОЖЕ НЕ БРАЛ. Или нашел, что предложить, чтобы не травмировать вас. Обычно мы, – Кутялкин поежился – ОСА впервые открылся, спокойно объединив себя со спецами из другого лагеря, которых предстояло побороть. – Находим разводки на любые чувства. Сейчас я готов рискнуть, поверив даже в то, во что обычно не верю.
– В любовь?
– Да. И да поможет нам Бог.
– В Бога вы тоже не верите?
– Когда мы победим, поверю.
– Потому что у нас нет шансов?
Андреев кивнул.
Бункер на Остоженке, 31 час до начала информационной войны
– По дороге отоспитесь. Долгие проводы лишние слезы, – увещевал Андреев на все просьбы Кутялкина переночевать дома и попрощаться с семьей. – «ЯК-40» и щедрое тело Мальвины Грэмл на два часа будут в вашем полном распоряжении.
Шеф отвел Гришу в смежную, еще более уютную комнатку (подсвеченный по периметру потолок, диван, ноутбук, столик, заваленный материалами), положил ладонь ему на плечо.