Начиная со знакомства в Быково, госпожа Грэмл предпочитала исключительно язвительный тон.
Арсенал девушки был заточен на атаку, молниеносную победу, обращение в бегство, втаптывание в грязь, но только не нормальное человеческое общение. Она уже классифицировала Гришу по разряду «унылое говно» и поставила на уровень инфузории туфельки в иерархии человекообразных.
«У меня нет против этой Туретты-Дуретты[36] никаких козырей кроме имени Наташа».
Госпожа Грэмл, в девичестве Кох, не переваривала звучания своего имени.
Кутялкин стремительно шагнул к полуобнаженному телу – девица ловко отпрыгнула в сторону. В уютном салоне самолёта плавали нежные ароматы духов и гипнотической кожи Мальвины Грэмл. Шкуру едкой спутницы хотелось наблюдать не только на открытых участках, но и всю, без остатка. И обязательно вывернуть наружу всё таинственное, что пряталось внутри. Хотелось делать любовь, а не войну.
Гриша не был готов к очередному сеансу драматических пикировок.
Борт №10793, 20 часов до паники на финансовых и товарных рынках
– Что, кошелка, заглянул в мир красивых и беззаботных? – Наталия загоготала, открыв ярко–красную белозубую пасть. Госпожа Кох пренебрегала полутонами. Её эмоциональную лабильность можно было сравнить с частотой электросети. Если минуту назад, она звучала как Мисс Кроткость, то теперь преобладал базарный надрыв. Ласковую девушку, участливо выкуривавшую Кутялкина из туалета, игравшую сострадательными нотками в голосе, заменили на хабалку.
– Наталия Владиславна, – Кох не сдержалась и поморщилась, – мы же договорились – Вы эмоциональный инвалид. Поэтому Вам не следует переходить на личности. Вы ни одну занюханную плечевую[37] эмоционально не осилите.
– Уймите свой натужный тезаурус, – перебила девушка. – И запомните – агрессию испытывают задроты. Попробуйте хоть раз в жизни снизить уровень своей тревожности и поговорить нормально. Культяпкин, зайка, убей в себе задрота или умри.
Она юркнула под клетчатый плед кремового цвета, сжалась в яркий соблазнительный комочек на белом кожаном диване. Темные глаза под разлетом бровей казались больше, чем тело и диван вместе взятые. Для завершения образа готовой к бою анимешки ей не хватало рукоятки меча, выглядывающей из-за плеча. Стерва со взведенным курком, темными, «дикими» глазами и бессонной страстью к сражению[38].
«Наверняка, и разделась, и улеглась – не для того, чтобы соблазнять. Прагматичность элементарная, элементарная прагматичность – отдохнуть в полете и костюм нарядный не помять», – примериваясь в какой бы угол забиться, Гриша замер в середине салона. Сервировка интерьерных деталей подходила скорее квартире–студии, чем внутренностям самолета: просторный диван вдоль борта, бар в дальнем от кабины пилотов углу, огромная жидкокристаллическая панель, ковер, прочие атрибуты артистической роскоши.
Кутялкин неуверенно торчал пеньком – словно в нарядной московской малогабаритке в эпицентре очередного бытового скандала. Будто под ногами золотые квадраты столицы (8 тыс. у.е. и выше), а не 8 тысяч метров утреннего летнего неба.
– Ну что, биомасса, готова ли ты на смерть? Не смотри на меня так строго. «Биомасса» здесь исключительно из уважения к твоему статусу. Не всем же быть сложносочиненными натурами как я.
«Ну и как с ней договариваться? Как программировать эту оторву? Урий, Урий, где у него кнопка?! Провалит операцию. Подведет под монастырь, очистит перышки, пойдет гробить следующего идиота. Про серьезность и ответственность с ней бесполезно. С ней вообще обыкновенные способы коммуникации не канают».
– Мы через час у буржуев приземлимся, а я с тобой так ни о чем не договорился.
– Договариваться надо было с твоей мамой, чтобы она аборт сделала. Я и без тебя знаю, как мне действовать, – взгляд Наташи был пронзительный, завораживающий. Если не прикрывать глаза, он попадал внутрь и выедал изнутри как вирус, как кислота. – Это ты охал–ахал, что десять часов назад жил спокойной мещанской жизнью и не догадывался, какие подвиги тебя ждут.
Кутялкин действительно поначалу пытался найти общий язык, рассказывая о переживаниях, сомнениях. «Вот осёл!».
– …я же каждый день готова на ВСЁ. Всасываешь, на ВСЁ! С утра до вечера. В туалете, за едой, во время исполнения минетов. К тому, что меня изнасилуют семь одноногих китайцев, что меня отправят на Марс или выберут Президентом независимого Курдистана. Не лыбься, хомячок. Пойми – ты передо мной никто. Нас даже взвешивать рядом нельзя. У меня прислуги больше, чем у тебя трусов. В настоящей жизни мы бы никогда не пересеклись. Между нами заборы до небес натыканы. Если бы не Клуб, тебе бы даже поглядеть на меня не позволили.