– Вермишель.
– Нет. Вермишель – следствие. Надо начать с других вопросов.
– С каких же, милейший Холмс.
– Например, ты помнишь, Ватсон, как мы сюда шли?
– С трудом. С нами еще ливиец был. Это произошло давно. В другой жизни.
– Ты не умеешь хохмить и дурачиться, бедолага Ватсон. Вопросы, которые первыми должны придти тебе в голову: почему здесь установили спринклерную систему пожаротушения, где дренажные отверстия, и наконец, как они протащили сюда стеллажи?
Гриша задумался:
– Стеллажи разборные.
– Надо понимать – на другие вопросы, Ватсон, у тебя нет ответов.
– Надо понимать. Только стеллажи.
– Я почти уверена – даже в разборном виде они не пройдут повороты.
– И что это означает?
– Лишь то, что хранилище монтировали либо сверху, либо сбоку либо как–то еще. Гораздо позже прокладки гномами библиотечных катакомб.
– Что нам это дает?
– Ровным счетом ничего, если мы не сможем догадаться, какую стену надо корябать в первую очередь. Как ты понимаешь, потолок мы оставим на десерт. Спринклер выдергивать нельзя.
– Хорошо. Второй вопрос?
– Второй вопрос более важный – сколько же ты, сука, жрешь вермишели?
– Я обещал свернуть тебе шею?
– Свернешь, не торопись. Вот схаваем сухой паек, там и поквитаешься со мной. Пока будь терпимее к даме, готовой отсосать тебе по первому же требованию.
– Ты тоже не в накладе.
– Как знать-как знать. Мы нашли пропитание. На определенное время твоя секреция перестала играть жизненно важное значение. Да и надои, если честно, с тебя небогатые. Суеты больше.
– Скажи мне, сыроедка, когда ты всё это со мной проделывала, то брала в расчет, что за нами могут наблюдать?
Наталия угадала – Гриша спрашивает о сеансе одновременно интимной игры. Она развернулась к нему и впервые за время знакомства тепло улыбнулась. Кутялкину показалось, что за этой улыбкой не скрывалось никаких кирпичей и подвохов – искренне распахнутая дверь в сказочный мир мультипликации. В груди защемило:
– Ты делаешь успехи, карапуз. Конечно, сейчас я беру в расчет всё о чем, ты, дрессируй тебя не дрессируй, даже предположить не сумеешь. Думаю о читательских карточках в ящиках у стола, типографиях, в которых выпускались папки для рукописей. Дате изготовления вермишели. Обо всём. Я четыре раза стояла на краю могилы и выжила только потому, что оценивала каждую мелочь. Мне нужно понять, как нам выбраться отсюда. На тебя в этом деле я не очень рассчитываю, извини.
– Хорошо. Может, я тоже буду чем–то полезен. У меня есть определенные идеи.
– Ой–ли?
– Да. Надо скомкать из бумаги длинный жгут, протолкать как можно дальше в вентиляционную шахту и поджечь.
– Незачет. Мы задохнемся и оптом решим все проблемы. Что еще?
– Надо устроить короткое замыкание. Выкрутить одну из ламп, накинуть на контакты какую-нибудь железку. Авось пробки выбьет во всём секторе библиотеки. Может быть, о нас еще не знают те, кому следует.
– Хлипкое «может быть» против умопомрачительной перспективы прожить последние часы во тьме. Да и еще с таким злобным сказочником как ты. Это твоя последняя побасенка?
– Не-ет. Я неплохо изучил архитектуру старой библиотеки. Надо расчертить известный план нижних уровней и раскинуть мозгами.
– Отлично. Раскинешь, позови к столу. А пока давай начнем не с архитектуры, а с разговоров и встреч. Я уверена мы найдем отгадку из известной нам информации. Я ничем не хуже аббата Фариа. Возможно, даже богаче. Выкладывай всё, что знаешь. Кто, что сказал, где сидел, куда смотрел, как держал руки. Мне требуется от тебя как минимум последние полмесяца твоей жизни.
Объявление частичной мобилизации, объявление чрезвычайного положения на промышленных объектах
Несмотря на то, что весь оставшийся день они провели в делах и заботах, чередуя творческие и физические упражнения, Гриша чувствовал себя ушами на ножках. Каждый звук, каждое дуновение из вентиляционной шахты воспринималось как Надежда. Несколько раз он начинал молиться:
«Господи! Сделай так, чтобы за нами пришли! Чтобы…». Придаточные пожелания Гриша не мог сформулировать из–за путанной вариативности дальнейших сценариев.
За ними могли придти, чтобы убить – тогда Кутялкин просил сил на битву.
Чтобы упрятать в кутузку, и не исключено, пожизненно – в этом случае требовалось выторговать встречу со Шнягой и сыновьями.
Самый зыбкий вариант – раненый О.С. Андреев из последних сил открывает железную дверь и, падает на пол. Пытаясь удержаться, он хватается за стену и, ломая ногти, оставляет на побелке четыре кровавых полосы.