– А кто? Клыкастые зомби–аутисты? Почему это «не доживем»? – искренне удивился Кутялкин.
– Потому это, мой сладкий тугодум, – зло огрызнулась девушка. – Мы с тобой люди. Очень разные. А существовать будем на пятидесяти квадратных метрах. Бок о бок. Безвылазно, – девушка выдержала долгую, горькую паузу. Гриша всё ещё не понимал, к чему она ведет клонит. Наталия встала с кровать, подошла к двери, постучала по ней (интересно, есть хоть минимальный шанс, что грохот ударов по железу доносится до туристов Бодлианской библиотеки?) и, не поворачиваясь к своему напарнику, пробормотала. – Мы сойдем с ума гораздо раньше, чем кончится еда. Загрызем, искалечим друг друга или доведем до самоубийства. Если нам повезет, мы просто перестанем замечать друг друга или рехнемся.
Часть 4. Хроника распада. В которой маскируемые хвори цивилизации окончательно вылезли наружу Транспортный Армаггедон в Европе
Они умирали вместе с цивилизацией. Так же высыхали, переставали связно мыслить, продолжали трогать главную заусеницу души – память.
День за днём Гриша выуживал из сознания свои лучшие воспоминания, потом воспоминания туманные, зыбкие и не вполне достоверные. Он попытался добраться до каждого дня, до каждого вздоха, которые отпечатались в его высыхающем теле.
Кутялкин до предела детализировал память, оснастил избыточным, ярким, и в итоге сделал её такой же высушенной, законченной, почти мертвой как и он сам. Вспомнив всё, он продвигался в будущее еще более неловкой и неуверенной походкой, потому что повсюду вокруг Кутялкина пространство жизни приобрело законченный вид. Ни искорки надежды.
Создание Центральной Североамериканской Республики, объявление ЦСР доминионом Великобритании
Chicken Ramen замачивали в Гришиных туфлях – крошили в носок пластмассовую вермишель, ставили башмаки вертикально, выжимали из белья воду, насыпали приправу. Как же они радовались, когда выяснилось, что обувь не протекает!
За пять часов «жрач» размякал до относительно съедобного состояния. Завтрак, обед, ужин требовалось готовить заранее, а во время мучительных перерывов облизываться, кружить вокруг алтаря с едой, установленного между стопками книг.
Узники периодически искали добавки к однообразной пище – известь с потолка, натуральные хлопковые нити из наташиных носок. Голод мучил постоянно. С ним ложились спать, с ним разговаривали. Голод стоял в зрачках, в жестах, даже улыбках – все более напряженных. Пожелтевшие зубы хищно обнажались, не спеша прятаться, когда причины смеха оставались далеко позади.
Голод мог парализовать, заставить отказаться от бессмысленных передвижений по хранилищу, если бы Наталия не придумала систематических упражнений и табу.
Табу – любые разговоры и шутки о еде. Табу – невесомые, полусонные, безразличные состояния, легко овладевавшие узниками. В качестве противоядия Гриша и Наталия использовали дыхательную гимнастику, орали «help». Потом отправлялись «царапать стены».
Кох распределила обязанности (вода, смена постели, отхожее место…) составила железный распорядок, которому самоубийцы строго следовали. Спали они, обнявшись, скрупулезно экономя тепло.
Бомбардировка Тель-Авива
Наталия охотно расспрашивала Гришу о прошлом – невероятном и сказочном. Она умела зайти так, что ему и самому хотелось делиться с ней. Постепенно девушка высосала многие почти тайные воспоминания. Кутялкин чуть не проболтался о ночной сказочке, которую они со Шнягой говорили друг другу.
Кутялкин испугался, включил задний ход: «Возможно, мне придется скушать девочку. Если она будет знать нашу сказочку, то станет совершенно недиетичным продуктом», – мысленно, поэтому неделикатно шутил Гриша.
За десять лет Гриша привык шептать перед сном загадочный шифр. Исключения случались редко – командировки Кутялкина, непродолжительные походы Шняги. Ко второму месяцу заточения Гриша сохранил истовую веру только в те смешные слова, которые он и Шняга произносили друг другу. Каждую ночь в хранилище 10Z шепотом, в зябкой тьме, рядом с кузнечным скрипом легких, он все громче и громче проговаривал сказочку (не только свою часть, но и ответ Шняги), спасаясь от отчаяния, готового затопить сердце. Как заклинание. Как молитву, способную вывести их отсюда. Иногда он чувствовал, как где-то за тысячу верст звучит ответ.