Сказочка всё еще оставалась связующей нитью с прошлым. Когда он произносил её, когда он вспоминал бубликов, мысли пронизывали стены, выбирались на поверхность, заряжались от осознания существования огромного мира. В остальное время Гриша пребывал в аду.
Формирование и распад народного фронта арабских государств
Узники привыкли без угрызений совести широко использовать единственный подручный материал – рукописи и книги. Бумага разного формата, степени зачерствления и древности валялась повсюду. Из неё сооружали матрас и подушки, с ней отправлялись в отхожее место, её подкладывали под одежду, чтобы легче переносить озноб.
Раз в три дня предполагались водные процедуры – мокрой тряпкой Гриша и Наталия протирали друг друга. Поначалу было неловко, некрасиво и неприятно. Но хрупкий человеческий стыд отступал на второй план. Они переставали стесняться желаний и произносимых гадостей.
Наталья не сдерживала словоизвержение, Кутялкин – эрекцию. Девушка по-прежнему пренебрегала арсеналом прелюдии, была внимательна, нежна и стремительна – ловко выгибалась, без всякой разминки организовывала Грише «экспресс в рай», задрав подбородок, спрашивала «делиться?» и возвращалась к повседневному.
Однажды Гриша серьезно спросил:
– Почему бы нам не закрепить наши феерические отношения настоящей близостью?
Девушка мигом утратила волоокое, жгучее выражение:
– Что, похохотун, всё еще надеешься заправить вялого? Не выйдет. Внутри меня курара и цикута. В равных пропорциях. Специально берегу их там, чтобы мы могли сдохнуть быстро и бескровно. Даже с некоторым удовольствием. Хочешь проверить?
– Хочу.
– Шиш тебе. Я не буду разменивать дорогостоящие препараты на пятнадцатисантиметровый стояк.
Как ни крутись, Мальвина умела и приласкать, и обидеть.
Стремительное и чрезвычайное сокращение числа исполнительных органов
Желудок и голову периодически разламывало на части. Апатия, полусонные движения, голод–голод–голод («Наташ, давай уже слопаем эти куриную плесень и отправимся к праотцам?», «Слопай своего плешивенького, отец–огурец. Договорились выживать?! – значит, будем жрать свои блокадные стопиесят[57] и с песней маршировать в каменоломни»).
В какой–то момент Гриша понял – ему очень помогают разговоры с Ромкой и Шнягой. Он подробно рассказывал о прошедшем дне, о достигнутой глубине бурения. На двадцатый день он стал разговаривать с ними вслух.
В первый раз, упустив беседу на поверхность, он оценил реакцию Наташи. Оказалось, ей по барабану. Она и сама уходила глубоко в себя, на недоступные гришиному голосу уровни. Глаза угасали, движения становились плавными, автоматическими.
Такие состояния случались все чаще и становились продолжительными. Часы двигались тяжелее, минуты стали сомнамбулическими, секунды – вязкими. Когда они выходили из ступора, то обычно решали бытовые проблемы («Заварилась наша баландочка?», «А может баиньки?», «Еще полметра, и я докопаюсь до Внутренней Монголии», «Давай еще по стопиесят и в школу не пойдем»).
Иногда взгляд Наташи прояснялся. Тогда она заваливала Гришу уточняющими вопросами о его времяпровождении в последние полмесяца, каждый раз беззлобно предупреждая «не упусти ничего, гиббон».
После бесед она прекращала скрести стену и уходила в «наташин угол» – туда, где стоял стол и разложены отобранные рукописи. Гриша редко интересовался ими. Внутренности этих выполощенных в воде бумаг представлялись ему полнейшей абракадаброй. В отличие от Наташи он не учился на истфаке МГУ и знал латинский на поверхностном юридическом уровне.
Отставка временных правительств, правительств народного единства из-за их неспособности прекраитить вооруженные выступления
Косяк двери крепился в стене на гигантских арматурных вставках, словно влитых в здание вместе с бетоном. Чтобы их выгрызть из стен потребовалось бы несколько гришиных жизней.
Выдолбленные дыры привели узников в простенок к фундаменту здания, собранному из громадных каменюг – на работу с ними ушли бы космические сроки.
Единственная польза от прорытых нор – земля. Кутялкин без устали таскал ее в отхожее место. Скоро за стеллажом можно было разбивать огород.
Самоубийцы удивительно легко смирились с тем, что полторы недели труда оказались безрезультатны – наверняка, подсознательно они не ждали результатов от физической составляющей затворничества.
– Ну, что, кролик везучий, во что дальше будем долбиться? – равнодушно спросила Наталия. Кутялкин также равнодушно ткнул в противоположную от дыр стену.