Из–за постоянных минометных обстрелов повсюду валялись куски кирпичей, покореженные металлоконструкции, рухлядь из разрушенных домов, камни, стволы деревьев – приходилось забрасывать это на баррикады, расчищать дороги, закапывать воронки, чтобы обеспечить оперативный проход к трем основным магистралям города.
Это самые легкие задачи. Грише и Кох удавалось выполнять их непринужденно, по ходу пьесы. Другое дело, когда псам удавалось произвести точное попадание – в подвал, где теснилось семейство в полсотни человек, в барак с пьяными уэльскими похуистами, в амбар с зерном, в хлев со скотом.
Тогда приходилось вытаскивать, отскребать, бинтовать, делать уколы, растаскивать по точкам окровавленные туши с вывороченными кишками – скот на пропитание, людей на лечение, чаще всего с последующим захоронением. Многих закапывали на импровизированном кладбище, устроенном Микой в центре зоны их патрулирования.
Мика Евлоев самозабвенно бросался на любую работу, но периодически также самозабвенно сдувался. Как всякий кавказец он был крайне импульсивным, умудрялся отсвечивать неожиданными гранями, становясь для Кох и Гриши все более любопытным экземпляром, непредсказуемым как интервалы пролета мин над Фишгардом.
Мика был идеальным военным. Он разбирался во всех видах оружия, постоянно модернизировал здешние коктейли Молотова, мастерил бомбочки, которые передавали на передовую.
Гриша быстро догадался, что он счастливо угадал, представившись валлийцам коллегой Мики – «I make bombs with any shit». От неминуемой казни Кутялкина и Кох спасла простая связь «русский – бомбы», которая ассоциировалась здесь с Евлоевым – дружелюбным, интеллигентным взрывотехником из снежной России, украшенной кровоточащими клыками Кавказа.
Многочисленные нарушения нейтралитета Альянсом – особыми подразделениями НАТО и примкнувших к ним военных подразделений стран, ранее не участвующих в коалиции
– Я долго искал самый мирный и свободный город на земле, – признавался Мика. – Не верил, что есть место, где неплохой климат, улыбающиеся люди, все аккуратненько, подстрижено, цветы, море и одновременно не дикая глушь типа Новой Зеландии, откуда несколько дней добираться до Гудермеса. Фишгард точно соответствовал моему идеалу. Если все грамотно спланировать от здешнего прибежища до Шереметьево максимум семь часов. До Грозного двенадцать. Если в шесть выехать отсюда, до полночи я мог добраться домой. Теперь мой дом здесь.
Говорил чеченец почти без акцента, весело и вполне адекватно шутил, держался со всеми запанибрата. Однако, за исключением рукопожатия, было совершенно невозможно представить себе сколько–нибудь близкий контакт с ним – хлопнуть по плечу, толкнуть в бок.
У Евлоева был поразительный психологический сбой. Мика объяснял его так:
– Люблю войну. Отсюда мой наказание – когда дело доходит до рэзать-стрэлять, не могу говорить связно, путаю, забываю слова и эти, как его...
Когда речь заходила о конкретных боевых действиях, кавказский акцент моментально побеждал его связную речь. Чеченец начинал заговариваться, заикаться, пытаясь скрыть волнение короткими предложениями и выстреливать короткими.
– Болезнь такой. Пэрэстаю нормально втыкать слова. Несусь околесицей.
От Мики веяло холодом. Он словно отгородился от всего нейтральной зоной, через которую не хотелось преступать, редко делился воспоминаниями, внезапно погружался в себя.
Он рассказал, что в России ему стало тяжело совмещать наличие длинных счетов в зарубежных банках, запоминающееся сходство с Галустяном и близкое знакомство с авторитетами из тейпов, особо отличившихся в терактах последних двух лет. Поэтому Мика спрятался в Фишгарде, в совершенстве выучил уэльский. Теперь сражается за свою новую маленькую родину.
В Уэльсе он работал в компании Stena Line[89], занимавшейся пассажирскими перевозками. За неделю до банкротства большинства компаний Великобритании он значился простым матросом на маршруте «Fishguard – Rosslare». Война вызвала взрывной рост его карьеры – теперь он входил в руководство обороны Фишгардом.
По умышленным оговоркам выходило, что Мика Евлоев не из простой семьи, хорошо знает Россию и уже не первый раз участвует в боевых действиях. Однозначно он был бунтовщиком, но цель, которую он преследовал – точно не суверинитет каких-либо территорий. Вся его деятельность являлась выплеском мятежной натуры, не готовой жить в конструкциях, придуманных и собранных кем–то помимо него самого.