Наспех собранный барак располагался во дворе ратуши. Рядом рощица, выходившая в гавань Фишгарда. Сотня метров – и можно, оббежав появившиеся за ночь воронки, ополоснуться в морской воде, смыть похмелье и тревожное забытье ночных часов.
Русская бригада регулярно выбиралась к морю – умыться, взглянуть на поднимающееся из воды солнце, просто оглядеться.
С миниатюрного пляжа, тесно примыкавшего к рощице, открывался потрясающий вид на скалистый берег. Гавань выглядела как классическое бутылочное горло, точнее перевернутый бокал на толстой короткой ножке пролива.
Здесь уцелел прежний уют: светящийся днем и ночью маяк, бирюзовый цвет воды, древние, покрытые зеленой шерстью скалы, раскрошенными зубами зацепившиеся за море. Они бережно зажимали ножку бокала – узенький проход в залив. Они внушали чувство защищенности. Пригубив это чувство можно возвращаться к грязной работе, которую выполняла русская бригада Мики.
Ирландское море оставалось не по–октябрьски теплым, праздничная уэльская природа заставляла вспоминать о прежних надеждах на вечную жизнь.
– Итак, друзья, я определился. Весну надо встречать в Париже. Лето в Швейцарии. Осень в Уэльсе. Куда же направиться, чтобы вкусить очарование зимы? – Кутялкин сладко потянулся и стал натягивать огромные ботинки, выданные вместе с другим обмундированием.
– Колыма. Наш северный край – великолепная компенсация всем вкусившим щедрот и безмятежности европейской природы, – ответила Кох.
– Кавказ, господа волонтеры, Кавказ ежесуточно и круглый год. В любых дозах. Приступаем к работе, – скомандовал Мика. Его подшефные поднялись с кресел, собрали в пакет консервные банки, оставшиеся после завтрака и ужина, с тоской бросили взгляд на море и направились вверх по самому красивому холму Фишгарду. В его шкуре сияло по меньшей мере сотня дырок от мин.
– Постараемся, чтобы и сегодня наши кишки не стали украшением здешних улиц.
«Танкер раздора» – российский танкер, на 30% заполненный нефтью, прошел через пролив Босфор
У нападавших сформировалось три основных лагеря – с юга, запада и востока от города, по направлению трех основных дорог, в Скледдо, Лламишер и Ньюпорт. Периметр осады был надежно замкнут – по всем направлениям круглосуточно дежурили снайперы. На утесах, там, где оцепление примыкало к морю, стояли легкие установки LW 50[92] и работали по всему что шевелится, плывет или пролетает на расстоянии до километра. Каждый лагерь с небольшими интервалом плевался по Фишгарду из миномётов L16[93]
С помощью L16 можно за неделю сравнять провинциальный город с землей, но, во–первых, псы использовали оружие не в полную мощность. Во–вторых, суонси досталось оружие не первой свежести. В-третьих, точность бомбардировок нельзя было назвать прицельной.
Мины сыпались в море, за черту города и на нежилые склоны холмов. Фишгард оставался «Сталинград light» версией: мертвые остовы домов, пыль, грязь, содрогающаяся земля, но одновременно никаких уличных перестрелок, вечерние гулянки в гавани, костры и даже свадьбы.
Взрывы, разрывающиеся каждые 10–30 минут в непредсказуемых уголках города, добавили нездорового оживления в этот и без этого прекрасный уголок полуострова Гоуэр.
В городе не было электричества, не работал водопровод, телефонный узел. Три недели назад полностью пропала мобильная связь. Вечером повсюду горели костры. Полыхали пожары. Их предпочитали обходить – псы старались лупить именно по демаскирующим отметинам города.
Оборона Фишгарда сосредоточилась вокруг трех стратегических объектов – порта, железнодорожной станции Гудвик (самой непреступной высоты города – туда псы совались редко) и жилой части вокруг гавани.
Ящики с виски и ромом стояли во всех стратегических пунктах обороны – подвалах и низеньких пулеметных дзотах. Ошивавшиеся там коммандос равнодушно смотрели на тех, кто выверенным движением выдергивал бутылки, срывал пробки, переливал пойло во фляги. Пустые емкости использовались для подготовки производства коктейлей Молотова. Коктейли во множестве распространялись по опорным точкам на передней линии обороны.
Мятежный населенный пункт защищали пулеметные расчеты на холмах. Полукругом у городских окраин тянулся пунктир траншей. Холмистая местность перед ними, в которую то тут, то там вгрызались псы, была неплохо пристреляна.
Всё это выглядело зыбко и ненадежно, если бы не круглосуточная ярость беженцев Фишгарда, сосредоточившихся у линий обороны. Они пользовались любой возможностью, чтобы лупить крупнокалиберными по суонси. Псы ежедневно пытались вклиниться между объектами города, внезапно атаковали из зарослей рябины и орешника, опутывавших нейтральную зону и все окрестные дороги.