Ради подобного затишья доктор Эбрилл пожертвовал бы не только бесполезными сиротами, но и частью запасов виски. За кратковременную передышку он готов был целовать русским руки, но конечно не отдал бы даже самого плохонького суденышка. Флотилия города оставалась последней гарантией, что кто–то может спастись. Такая гарантия гораздо дороже виски, минометов и жизни людей.
Утром из Скледдо приковыляли трое раненых сирот. Их долго отгоняли выстрелами. Потом самый отчаянный ополченец вышел навстречу и проверил – дети оказались «чисты».
Многие валлийцы постепенно высыпали на улицы и не знали, что делать, куда идти. Даже яхты, приближающиеся к Фишгарду, чтобы пополнить запасы, бросили якоря на опасном расстоянии к берегу.
К полудню, порасспросив с помощью Мики уэльских сирот, участвовавших в операции, Кутялкин сломался. Составленная картина событий вызывала десятки вопросов, на которые могла ответить только Кох, но она по–прежнему лежала без сознания.
– Почему ваш план пошел наперекосяк? – Гриша презрительно выделил голосом «ваш». – Почему Наталия допустила, что с ней сделали такое? Твои адские машины не сработали? Зато когда дети добегали до окопов, все происходило без осечек.
Кутялкин и Мика сидели на скамейке рядом с двухэтажным домиком, приспособленным под больницу. Отсюда открывался потрясающий вид на бухту. Сегодня она выглядела особенно празднично, но Гриша видел лишь траурную рамку темных скал.
– Псы установили дистанционную систему управления минированием. Они тоже не лыком шиты.
– Мы ковырялись два дня, а они справились за пару часов? У них есть такой же первоклассный подрывник, как ты?
– Я не удивлюсь, что в таком большом городе нашлись бы даже дегустаторы кишечных газов или мастурбаторы животных.
– Скажи, сколько реально работающих зарядов ты установил?
Мика не ответил. Спустя целую вечность тишины он пояснил:
– Это очень по–русски – отправить кого–нибудь на смерть, желательно как можно более беспомощного. Потом спасать его ценою собственной жизни. Еще лучше ценою жизни других людей. Идеальный вариант – не пожалев живота своего, угробить всех.
– Не лезь в наши русские игры. Лучше расскажи о том, что произошло вчера.
Мика опять ответил лишь спустя несколько долгих минут
– Я и сам за нее очень переживаю, – он кивнул на домик. – Наталия попросила не посвящать тебя в детали. Вот очнется, тогда сама все расскажет.
«А если не очнется, смогу ли я все это носить?», – ухватил Кутялкин эгоистичную мысль.
– Вы все равно ничего не добились своей операцией…
– Слушай, ты запарил своим чистоплюйством, – прервал Мика. – Подожди до завтра. Авось ветер переменится.
– С чего бы это? Мы потеряли семерых, – Кутялкин скрепя сердцем обобщил произошедшее местоимением «мы». – Миномет, который притащил Оуэн, оказался ни на что негодным, с развороченной казенной частью. Ты сам сказал – починить невозможно. Мы угробили самую красивую девушку по эту сторону Ла–Манша. Мы никогда не попадем домой.
– Что ж, мы просто платим по долгам. За свои грехи. А насчет операции ты неправ. Только сейчас у нас появился реальный шанс победить псов.
Кутялкин вытаращил глаза на Мику. Мика плюнул в воронку. Еще недавно на этом месте пестрела лучшая в городе клумба.
– Каким Макаром? Думаешь, тебе помогут резиновые члены, которые позволили втереться в доверие к хранителям рыбы?
– Еще раз прошу, подожди до завтра. Сейчас просто поверь – вчера состоялась самая успешная акция за всю историю терроризма.
«Время посольств» – декларация о необходимости объединения независимых полисов Западной Европы
Орудия молчали весь вечер и всю ночь. На окраинах звучали лишь отдельные выстрелы по призракам, бродившим на нейтральной полосе.
Кутялкин проторчал у больницы до вечера. Кох очнулась лишь однажды. Бормотала что–то невразумительное. Местный эскулап вколол ей лошадиную дозу снотворного и отправился праздновать второй мирный день.
Кутялкин поковылял спать. Он впервые лег раньше валлийцев. Ночью ни они, ни Мика не вернулись в барак.
В восемь утра Гриша вновь занял свой пост у больницы. В полдень нарисовался Мика - лицо серого цвета, губы кривятся в ухмылке.
– Не очнулась?
Кутялкин покачал головой.
Кох пришла в сознание к вечеру. На осторожные вопросы отвечала только «да», «нет», «воткните ещё снотворного», «и обезболивающего!», «и можно без хлеба».