Георг оставался жив к тому моменту, когда Фишгард и Суонси подписывали мирный договор. В честь перемирия псы попросили снять его с креста. Его сердце остановилось спустя тридцать девять часов после того, как Мика вбил первый гвоздь ему в ладонь.
Землетрясение в Южной Америке полностью изменило не только географический, но и политический ландшафт
– Так ты и есть тот самый таинственный сука-информатор? – после рассказа Кох о произошедшем в «тот день», Кутялкин утратил исследовательский пыл. Он больше не хотел разбираться в деталях. Он задавал Евлоеву формальные вопросы, чтобы услышать еще более формальные признания.
– Я. Кто же еще? – тон Мики стал гордым и вызывающим. – Никто бы в этих краях не додумался разделять и властвовать. Аристократическая верхушка генералов суонси давно хотела скинуть Георга. Представляешь, как тонко я все разыграл?
Гриша не чувствовал особой тонкости. Он спокойно спросил:
– Ты снарядил только три взрывных устройства, зачем–то распихал детям IMX, оставил безоружной Наташу, не предупредил её, предал. Это ты называешь тонкой работой?
– Нужен был переломный момент в противостоянии. Момент истины. Катарсис. И мы получили его, – Мика не усидел, вскочил со скамейки и обошел воронку. – Политика не для вас, Григорий Александрович! Занимайтесь своими живодерскими играми. Пестуйте свой бессмысленный и унылый героизм. Два дня назад, пока Наталия вытворяла чудовищные вещи, я спас не одну сотню жизней. И мы говорим спасибо ей.
– Всё это отговорки. Почему, мать твою, ты всё это сделал?! – Гриша терял равновесие. Он словно соскальзывал в какую-то бездонную яму, откуда никогда не докричаться до оставшихся на поверхности.
– Тебе мало того, что сказала Наталия? Ты все равно не поймешь ни меня, ни её. Человек, планирующий взорвать себя, и человек, это сделавший, – разные люди. Даже если и тот, и другой остались живы. Чтобы понять, тебе надо оказаться на месте Кох. Прожить эти несколько дней вместо неё. Вместо меня.
Мика уселся на скамейку рядом с Гришей. В бухту возвращались яхты, где квартировались семейства руководителей сопротивления Фишгарда, а также героически погибших волонтеров. Хранители рыбы честно распределяли места на ковчегах.
И залив, и скалы, и тот бережок, на котором собиралась русская бригада долгие две недели обороны, выглядели отсюда миниатюрными и ненастоящими. Нереальным казалось даже солнце, вскарабкавшееся предельно высоко в ясное небо.
Подлинными оставались лишь воронка от мины, темневшая рядом со скамейкой, и крест, на котором висел Георг. Жаль, что его скрывали заросли деревьев.
– История перекрашивается в новые цвета только кровью[110]. Есть жесткие и негласные правила войны, – заговорил Мика, обращаясь исключительно к темному провалу ямы, образовавшейся на месте лучшей в городе клумбы. – Они не всегда работают, но это лишь подтверждает их незыблемость. Один из этих законов прост до умопомрачения. Звучит он примерно так: тот, кто угрохает больше детей, будет повержен.
Мика видел, что Кутялкину плохо. Он сунул ему сигарету, поднес зажигалку, протянул свою флягу – ранее он не снисходил до подобных дружественных жестов.
– Мы переиграли псов всухую. 7:0. Даже не пытайся понять. Этот счет, его отпечаток на внутренностях суонси – это и есть основа нашей победы. Я сделал многое, чтобы всё сложилось именно так. Я не стал собственными руками превращать детей в бродячие боезаряды. Я сделал всё, чтобы при любых обстоятельствах, осмысленно или неосторожно, не допустить гибели сирот. Я предал всех. Тебя, Кох, Суонси, Аллаха. И псы захватили наживку. А Кох сделала наш триумф сокрушающим. Поэтому ни я, ни ты, ни она не добьемся прощения.
Георг все еще умирал в ста метрах от скамейки. Это было чудовищно справедливо и это чудовищно приятно будоражило кровь:
– Конечно, она догадывалась о крахе своей акции, – продолжил Мика. – Но была готова любой ценой приблизить победу. Только не ценой жизни детей.
Яма молчала. Не отозвался и Кутялкин.
– Война – великое событие, способное рождать новые мифы. Никто заранее не мог сказать, что Георг примет нелогичное, жестокое, сиюминутное решение, которое приведет к поражению. Теперь слушай, – Мика раскрыл красную папку, которая все это время была в его руках. – Сэр Ллойд и доктор Эбрилл подписали этот документ час назад.