Поскольку у девочки одна рука была занята, она крутила кубик зубами, придерживая его свободной рукой. При этом продолжала болтать с подружкой. Меньше всего внимания она уделяла кубику. Я наблюдал за ней некоторое время и заметил небольшой прогресс. Время от времени она останавливалась, возвращалась на несколько ходов назад и крутила кубик по-другому. Я подошел к ней и спросил, что она делала с кубиком. Девочка глянула на меня с испугом. С одной стороны, я, как любой другой учитель, мог заметить, что она была занята не тем, чем следовало, а с другой стороны, она совсем не осознавала, что делала. Было такое впечатление, что она даже не ожидала увидеть кубик Рубика у себя в руках. Она посмотрела на меня еще раз, чтобы понять, сержусь я или нет, поняла, что мне действительно интересно, и, на мой взгляд, наилучшим образом объяснила, что же все-таки она делала. «Ничего, – сказала она, – просто играю».
Рис. 2. Кубик Рубика
Взрослых, таких как я, например, «глупый кубик» очень расстраивает и даже злит. Нас совершенно сбивает с толку та легкость, с которой дети, даже, заметим, далеко не самые «умные», собирают такую головоломку{20}. Мы не можем понять, как это делать, и, немного повертев его в руках, отдаем кубик обратно маленькому владельцу. Себе мы говорим, что слишком глупо возиться с такой ерундой, и ищем другое занятие, чтобы залатать прорехи в собственной самооценке. Проблема в том, что мы, взрослые, сразу переходим к р-состоянию и пытаемся разобраться, но в ситуации с кубиком Рубика это не поможет, поскольку она слишком сложна для понимания. Как и в случае со схемами Левицкого или моими непостижимыми предложениями, необходимые нам процессы находились за пределами логики и памяти. Если мы хотим добиться результатов и собрать кубик Рубика, нужно, чтобы постепенно сформировалась способность видеть различные схемы, которые время от времени повторяются, и уже под них приспосабливать свои действия. Другими словами, нужно оттачивать ощущения посредством методов, которые мы обсуждали, – наблюдения и эксперимента. Это как раз тот метод познания, в котором так преуспела 12-летняя девочка, «просто играя». Она еще не утратила мастерства познавать мир как бы случайно, и при этом ее ничуть не беспокоило, что она, кажется, не могла сформулировать результаты. А меня, на долгое время «подсевшего» на р-состояние, это весьма беспокоило.
Какая же связь между косвенным приобретением умений и навыков, то есть практическим интеллектом, который дает нам возможность нормально жить в этом мире, – с одной стороны, а с другой – четким пониманием, которого мы достигаем через р-состояние? В образовании, да и просто в повседневной жизни принято считать сознательное понимание, способность четко формулировать и давать объяснение универсальным преимуществом. Если мы поймем, как и для чего нужно что-то делать, мы сможем это делать. Но так ли это? При виде реакции взрослых на ситуацию с кубиком Рубика кажется, что существует приобретенная нами необходимость добиваться понимания, и в конечном счете она может препятствовать использованию способов познания, не связанных с мышлением. Мы забыли о них или больше не верим, что они существуют. Сейчас уже доказано, что такое подозрение вполне обоснованно.
Эффект «глупого кубика» проявился в исследованиях Бродбента и Бэри. Интуитивная способность людей контролировать выпуск продукции на фабрике развивается быстрее, чем способность объяснить, что они делают для этого. Более того, их уверенность в своих силах возникает только в результате сознательного понимания, а не применения навыков. До тех пор пока им не удается объяснить, что они делают, они не могут в значительной степени оценить, насколько хорошо у них это получается. Людям будет казаться, что они всего лишь угадывают, даже если справляются с работой хорошо и свободно. Вполне возможно, что из-за страха показаться дураками многие участники эксперимента вышли бы из игры. Испытуемые не сделали этого только потому, что, покидая эксперимент, почувствовали бы себя еще глупее, ведь при выполнении задания они добились-таки результатов, несмотря на недостаток уверенности, а вместе с тем позволили проявиться своему бессознательному мышлению. Участники эксперимента привыкли всецело доверять р-состоянию и считать, что оно показывает, сколько они знают. Именно по этой причине они не доверяют (по крайней мере, на начальном этапе) годным и совершенно определенным знаниям, которые еще (пока) не выразились в сознательном объяснении.
Только представьте себе, что могло бы происходить, если бы между косвенными и прямыми способами познания существовала реальная связь: что осознание контроля над тем, что люди намерены сделать, отражает то, насколько хорошо они в действительности это делают. В конце концов, мы надеемся, что пилоты или студенты-медики будут сдавать не только практические, но и письменные экзамены. Таким образом, мы соглашаемся, что испытания, с помощью которых оценивают понимание предмета, очень важны. К сожалению, это не всегда так. Многие исследования наподобие тех, что проводили Бродбент и Бэри, показывали, что способность человека четко рассказать, на какие правила он опирается, принимая решения, оказывается обратно пропорциональна его компетенции{21}. Люди, у которых лучше получается контролировать происходящее, хуже рассказывают о том, что именно они делают. И наоборот, иногда бывают ситуации, в которых чем больше, как вам кажется, вы знаете о том, что именно вы делаете, тем хуже вы на самом деле действуете. Получается, что можно быть либо практиком, либо теоретиком. Далеко не всегда вы сможете быть одновременно и тем и другим.
Больше всего несоответствий между навыками и объяснениями проявляется в незнакомых ситуациях, где все запутанно и в некоторой степени парадоксально, то есть в таких, где искомые схемы, которые относятся к делу, невозможно обнаружить при помощи «здравого смысла» или обоснованных предположений, на которые опирается р-состояние{22}.
Вместе с тем р-состояние, стараясь понять, что же происходит, может успешно заменить гораздо более протяженную «просто игру». Происходит это в ситуациях, где небольшое количество факторов ожидаемо взаимодействуют друг с другом и эти взаимодействия кажутся нам правдоподобным или очевидным процессом. Но там, где данные условия не выполняются, р-состояние только мешает. Если р-состояние используется не по назначению, действие не может быть выполнено успешно. Попытка форсировать ситуацию, подстроить ее под свои ожидания, даже если они заведомо не будут оправданны, позволяет продолжить сознательное размышление, но при этом не дает возможности справиться с проблемой.
Возьмем, например, классический эксперимент, который провел Питер Уэйсон из Лондонского университета. Он показывал студентам три цифры – 2, 4 и 6 – и говорил, что они иллюстрируют некое правило{23}. Перед студентами стояла задача предложить другие три цифры, а Уэйсон отвечал, подходят ли они под правило, которое он имел в виду, или нет. Студент предлагал свои варианты до тех пор, пока ему не становилось понятно, что это за правило. А потом нужно было его сформулировать.
Типичный диалог выглядел таким образом:
Студент: 3, 5, 7?
Уэйсон: Да. (Это подходит под правило.)
С.: 10, 12, 14?
У.: Да.
С.: 97, 99, 101?
У.: Да.
С.: Отлично. Правило такое: n, n+2, n+4.
У.: Нет, не такое.
С. (растерянно): Как это? Должно быть такое!
Проблема состояла в том, что с самого начала студентам было очевидно правило. И они предлагали числа только для того, чтобы подтвердить свою уверенность. Если бы предположение оправдалось, их способ приниматься за решение задачи был бы логическим и целесообразным. Но когда наши предположения не соответствуют действительности, то рассуждения под угрозой провала. На самом деле правило Уэйсона гораздо более общее: это три любые числа, увеличивающиеся от первого к третьему. Так, последовательность «2, 4, 183» была бы еще более показательна, даже если это выглядит глупо для кого-то, кто, как ему кажется, «знает правило».
20
Аннет Кармилова-Смит, специалист в области возрастной психологии, делает похожие выводы в книге А.Karmiloff-Smith, Beyond Modularity: a Developmental Perspective on Cognitive Science (1992).
22
Существует исследование, показывающее, что в реальной жизни мы расцениваем умение четко выражать мысли как признак знания. Хотя, как мы можем убедиться, поведение студентов-медиков во время письменного экзамена никак не связано со знанием предмета и умением рассуждать. Мы так слепо (в смысле, безоговорочно) верим в старую добрую экзаменационную систему, что пользуемся ею до сих пор, и уже поколения студентов прошли через это.
Подробнее об этом в книге R.Skernberg and R.Wagner (eds), Mind in Context (1994).
23
См. Р.Wason and Р.Johnson-Laird, The Psychology of Reasoning: Structure and Content (1972).