(1) Затем мы смотрим на изображение того, кем мы жаждем или жаждали обладать в том или ином смысле, – или думаем о нем или о ней. Мы можем выбрать кого-нибудь из своей жизни или, возможно, изображение почти голого человека в журнале. Признавая страдание, которое мы причинили этому человеку, бесчувственно обращаясь с ним или с ней лишь как с сексуальным объектом, мы сожалеем. Затем мы пытаемся ослабить беспокойное, неуверенное чувство якобы прочного обделенного «я», которое отчаянно нуждается в обладании якобы прочном соблазнительным «тобой». Это оставляет нас с индивидуализирующим осознаванием. Вместо того чтобы хвататься за этого человека, мы лишь сосредотачиваемся непосредственно на нем или на некоторых его качествах. Мы стараемся проявлять уважение к этим качествам, не преувеличивая их.
Переходя к человеку, который жаждет обладать нами, мы пытаемся ослабить собственное гиперчувствительное ощущение якобы прочного, находящегося в опасности «меня», которого добивается якобы прочный преследователь «ты». Мы не одержимы желанием сбежать, а вместо этого видим человека, осознавая его или ее просто как индивидуальность. Это позволяет нам общаться с ним сострадательно и откровенно, не пугаясь и не поступая жестоко.
(2) Затем мы сосредотачиваемся на том, кому мы желаем или желали принадлежать, например в качестве супруга или сотрудника. Мы сожалеем о беспокойстве, которое наши ожидания и требования могли доставить этому человеку. Ослабляя бесчувственное двойственное ощущение якобы прочного «я», самоуважение и удовлетворенность которому может дать только якобы прочный «ты», включив нас в свой близкий круг, – за страстным желанием мы опять обнаруживаем индивидуализирующее осознавание. Мы лишь выделяем этого человека среди других и сосредотачиваемся на некоторых его или ее качествах. Добавив уравнивающее осознавание, мы далее замечаем, что у других также могут быть похожие качества. Хотя каждый человек – неповторимая индивидуальность, никто не является настолько особенным, чтобы быть незаменимым. Несомненно, существуют другие возможные партнеры и места работы.
Наконец мы рассматриваем человека, который жаждет стать нашим супругом и хочет, чтобы мы приняли его или ее во все аспекты нашей жизни. Ослабляя гиперчувствительное двойственное ощущение якобы прочного, страдающего клаустрофобией «меня», которому навязывается якобы прочный требовательный «ты», мы осознаваем индивидуальность этого человека. Уважение и сострадание позволяют нам установить подходящие ограничения, не будучи при этом грубыми или бесчувственными.
Растворение цепкой привязанности в индивидуализирующем осознавании
(1) Сначала мы сосредотачиваемся на человеке, к которому чувствуем или чувствовали цепкую привязанность, например на своем ребенке предподросткового возраста (9–12 лет). Возможно, мы обращались с ним или с ней как с птенцом, пытаясь удержать в «гнезде». Сожалея о неудобстве и стыде, которые ребенок из-за нас чувствовал, особенно перед своими друзьями, мы стараемся успокоиться. Мы деконструируем это тревожное, вызывающее неуверенность чувство якобы прочного «меня», не способного жить без якобы прочного «тебя», своего младенца, который всегда находится под строгим наблюдением. Ослабление сильного эмоционального цепляния оставляет нас с осознаванием того, что наш ребенок – просто индивидуальность. Более спокойная любовь позволяет нам уважать индивидуальность ребенка и быть чуткими к его потребности в пространстве и независимости.
Затем мы рассматриваем человека, возможно члена нашей семьи, который цепляется за нас с привязанностью и хочет, чтобы мы его или ее контролировали. Мы стараемся ослабить собственное гиперчувствительное ощущение якобы прочного, находящегося в опасности «меня», которое подавляется якобы прочным манипулирующим «тобой». Если мы воспринимаем этого члена семьи просто как индивидуальность, это позволяет нам найти сострадательное решение, которое не лишит этого человека уверенности в нашей любви.
(2) Мы можем следовать той же процедуре деконструкции, выбрав того, к кому мы цепко привязаны, считая, что принадлежим ему или ей. Испытывая неуверенность, мы боимся, что этот человек может нас покинуть или уволить. Сожалея о том, что наше отношение давит на этого человека, мы пытаемся ослабить собственную напряженность, деконструируя наше двойственное чувство якобы прочного, находящегося в опасности «я», чьей надеждой на защиту от невзгод является якобы прочный спаситель «ты». Наше спокойное осознавание этого человека как индивидуальности и следующее из этого уважение к его или ее положению позволяет нам с достоинством справляться со всем, что бы ни произошло в наших взаимоотношениях.