Переходя к тому, кто разгневан на нас, мы деконструируем любые двойственные чувства неприятия или обиды на обвинения человека. Например, мы можем думать: «Как смеешь ты обвинять меня?!». Наши чувства питает вера в миф о якобы прочном невинном «мне» и якобы прочном несправедливом «тебе». Старясь успокоиться, мы остаемся с зеркальным осознаванием того, что мы сделали, и осознаванием реальности, позволяющим видеть, правильно ли мы это сделали. Если мы были неправы, мы пытаемся представить, что спокойно извиняемся. Если мы были правы, мы стараемся представить, что не ощущаем угрозы. В любом случае мы стараемся чувствовать сострадание к человеку, который, очевидно, несчастен, будучи расстроенным.
(2) Затем мы выбираем человека, который плохо с нами обращался. Из-за заниженной самооценки мы обвиняли себя и молча направляли гнев внутрь. Позже наши подавленные чувства могли проявиться в истеричном крике или саморазрушительном поведении. Человек не мог понять нашего поведения и чувствовал беспомощность и смятение. Он даже мог наброситься на нас и сказать нам не валять дурака. Мы сожалеем о разочаровании и огорчении, которые наша затаенная ярость вызвала в нас обоих. Ослабляя собственный самообвиняющий гнев, мы стараемся отпустить наше двойственное чувство якобы прочного виноватого «меня» и якобы прочного «тебя», которое может бросить меня, если я скажу что-либо по поводу этого инцидента. Выполняя деконструкцию таким образом, мы обнаруживаем зеркальное осознавание происшедшего между нами и осознавание реальности того, что это случилось так, а не иначе. Обретенные благодаря этому спокойствие и ясность позволяют нам перестать зацикливаться на обвинении и найти решение.
Затем мы рассматриваем человека, который боится нам возражать, когда наши слова или действия болезненны, и вместо этого направляет свой гнев внутрь. Мы стараемся ослабить свое раздраженное двойственное чувство якобы прочного расстроенного «меня», прилагающего особые усилия, и якобы прочного невыносимого «тебя», которое не идет на встречу. С зеркальным осознаванием мы видим свое поведение и реакцию человека. Осознавание реальности показывает, что взаимоотношения причиняют страдание обоим участникам, а не только нам. Понимание чужого эмоционального расстройства дает нам терпение и сострадание, чтобы вести себя мягче и чутче.
Растворяем волнение в индивидуализирующем осознавании и заботливой внимательности
Затем мы смотрим на фотографию человека, о котором мы сейчас чрезмерно волнуемся или волновались в прошлом, или думаем о нем или о ней. Признавая беспокойство, которое мы причиняем этому человеку, мы чувствуем сожаление. Обращая внимание на собственное двойственное чувство якобы прочного бесполезного «меня», имеющего дело с якобы прочным «тобой», которое я не контролирую, мы стараемся деконструировать это чувство. Наше напряжение ослабляется, и мы остаемся с индивидуализирующим осознаванием этого человека и сердечной заботливостью. Успокоившись, мы стараемся представить, что мы можем сделать, чтобы помочь, если это возможно, а затем пытаемся представить, что просто делаем это.
Сосредотачиваясь на том, кто постоянно волнуется за нас, мы пытаемся деконструировать собственное гиперчувствительное ощущение якобы прочного «меня», которое задыхается, потому что его душит якобы прочное властное «ты». Ослабляя собственную напряженную паранойю, мы обнаруживаем свое индивидуализирующее осознавание человека и заботу о себе. Сознавая боль, которую причиняет нам поведение этого человека, мы стараемся принимать во внимание страдание, которое он или она также переживает. Затем, с состраданием, мы стараемся обратить нашу заботливость на этого человека, желая, чтобы он был свободен от этого страдания и вызываемого им волнения.
Растворение недовольства в осуществляющем осознавании реальности