В самом начале, уже после представления меня гвардейцам полка, всех собравшихся пригласили в общий клубный зал, и четверо солдат внесли туда огромный чан, наполовину заполненный смесью из вин разных сортов, причём смесью горячей — её во дворе на костре заранее разогрели. Седой офицер не слишком высокого звания трижды обошёл чан с воздетыми над головой саблями, периодически чиркая одной о другую. Затем, остановившись, он величественно положил их на чан с вином крест-накрест. Другой, подошедший вслед за ним, принёс сахарную голову2 кило на пять, не меньше, и установил её в центре чана, на перекрестье сабель.
Голову щедро облили крепким ромом и подожгли. А после, под одобрительные крики офицеров, так и поливали ромом, пока весь сахар не расплавился и не стёк в чан, и уже в чане последние всполохи огня стали тушить шампанским. Блин, короче, напоили нас жуткой смесью разнообразного спиртного с растаявшим жжёным сахаром. Но... следует признать, смесью вкусной. Ох, подозреваю, от вливания этой "микстуры" моей печени тяжко придётся, как бы она, родная, поутру не начала возмущаться на столь варварское к себе отношение. Ай, ладно, что выпито, то уже выпито. Здравствуй, утренняя головная боль.
2Сахарная голова — способ расфасовки сахара. В девятнадцатом веке сахар производился в форме конической "головы" весом от пяти до пятнадцати килограмм (прим. автора).
От воспоминаний о традициях полка меня отвлёк очередной гвардеец, подошедший со мной выпить. Выпили, перекинулись несколькими незначительными фразами. Я старался держать марку хорошо подвыпившего, чтоб от меня поскорее отвязались, но не прокатило. Дальше пошло откровенное разводилово на деньги: у бедного несчастного поручика, видите ли, мундир поизносился. Ну а в конце, соответственно: "Не окажете ли вы любезность, одолжив мне сто рублей? Где-то на месяц, может, на два. Как матушка деньги пришлёт, я сразу всё отдам. Честное благородное".
Ага, такой несчастный поручик, я аж прослезился. Сейчас в карман полезу, как молодой лопух, и буду его слёзно умолять взять не сто, а тысячу рублей. Ха... как тут не вспомнить старую истину: кому много дано, у того чаще занимают.
Парень подсел, пока Николы нет, и надеется, что я уже совсем напился? Нет, братец, шалишь. О-о, да я смотрю, это заговор, вон как остальные гвардейцы поглядывают в нашу сторону и ухмыляются. Ну, всё понятно: решили господа меня ещё с одного бока пощупать. Ничего, мы ответим в их же стиле:
— Помилуйте, откуда? Сам в долгах как в шелках.
— Так вы же партнёр Путилова, и дело у вас миллионное.
— Да куда там! Я под это дело дом заложил, а скоро и усадьбу заложу, и всё равно карманы пустыми будут. Мне даже жить приходится у приёмных родителей. — Хотелось ещё добавить: "И вообще, я бедный, несчастный сирота, поэтому отстаньте от меня, пожалуйста", но не стал.
— Мне помнится, у вас ещё и сибирские заводы имеются. Неужели доход не приносят?
Та-ак, гвардия простых намёков не понимает. Что ж, будем лечить.
Посмотрел на поручика уже более трезвым взглядом:
— Маленько приносят, но брать деньги с тех заводов мне не позволяет суровый сибирский мебельный закон.
— Мебельный закон? — искренне удивился поручик, а все остальные гвардейцы навострили уши.
— Ну да.
— И о чём же он гласит?
Я выпрямился, насколько смог, сел подбоченясь, гордо выпятив челюсть вперёд, и ответил:
— Суровый сибирский мебельный закон гласит: если каждому давать, поломается кровать.
Эх, фотоаппарата нет. Рожи у гвардейцев такие удивлённо-поражённые, любо-дорого посмотреть. Хоть картину с них пиши — "Я истину познал в суровый час рассвета".
Потом до них наконец-то дошёл смысл моей грубоватой отповеди, и пошёл очередной неуёмный ржач с выкриками:
— Суровый!
— Мебельный!
— Сибирский!
Ха, пошути я так с какой-нибудь девицей на балу, и она бы меня за пошляка приняла, а эти только ржут. А всё потому, что моя шутка на фоне услышанных здесь смотрится просто невинной — гвардейцы те ещё похабщики.