Он же маг Зеленого Листа, подумала она изумленно. Он не может лишать того, что дает жизнь.
— Увожу воду в подземные корни, — раздельно сказал Олонецкий. — Если потом на помощь приходит Сигвич, он бывает этим недоволен. У нас с ним соседние участки границы, от Куревского моря, по пустыням, по горам, до реки Ирус. Мы сторожим мягкое подбрюшье Великорецкого государства…
С той стороны, где толпились люди, вдруг донесся крик:
— Вальс. Государь откроет танец. Расступитесь, господа.
Брови Олонецкого — каштановые, широкие — взлетели вверх. Затем он проворчал:
— Похоже, рот у венценосца уже перекосился. Что-то быстро он спекся. Или поститься перед помолвкой, поэтому ослабел… хотите пройтись в танце вслед за государем, госпожа Ильинская?
— Нет, я больше не хочу танцевать, — дрогнувшим голосом пробормотала Веденея.
Но тут же вспомнила, что воспитанная дама не отказывает без причины. И вышколено обронила:
— У меня разболелась голова.
Следом она молча шагнула в сторону, собираясь отойти к стене, и Олонецкий пошел следом. Но уже через пять шагов он схватил ее за руку. Приказал спокойным тоном:
— Постоим здесь. От места, где будут вальсировать, мы уже отошли. Или вы убили мужа, и теперь боитесь показаться на глаза венценосцу?
— Нет, — до неприличия резко бросила Веденея.
Лучше не вдаваться в объяснения, испуганно решила она. Иначе Олонецкий снова за что-нибудь уцепится…
— Приличная вдова в ответ на обвинение пискнула бы — как вы смеете? — Олонецкий ухмыльнулся, чуть выдвинув вперед нижнюю челюсть, и от этого еще больше стал походить на жука. — Похоже, я тоже могу дать вам совет, госпожа Ильинская.
— Да как вы смеете, — уже чеканно сказала Веденея.
И попыталась выдернуть ладонь из его руки.
— Еще один совет — не трепыхайтесь прилюдно, — заявил Олонецкий. — Если разразится скандал, то меня он только украсит, а вам закроет дорогу в дома высшего круга. И вы не сможете найти себе какого-нибудь вдовца, когда иссякнет ваш интерес к таким, как я.
Гости, до этого выстроившиеся в две шеренги, уже расходились, освобождая середину зала. Многие посматривали на Веденею, возле которой стоял Олонецкий. На лицах мужчин мелькали лукавые ухмылки, дамы взирали с высокомерным любопытством.
И Веденея смирилась, застыв неподвижно.
Мне же надо к нему подобраться, напомнила она себе, пытаясь успокоиться.
Загремела музыка, и государь повел в танце хозяйку дома, княгиню Чарецкую. Вслед за ними князь Чарецкий закружил в вальсе государеву невесту, госпожу Кошкинскую. Та была на редкость красива — темные волосы, персиковый румянец на щеках, огромные живые глаза…
— Пора, — вдруг бросил Олонецкий.
А следом, к ужасу Веденеи, он развернулся и вскинул ее правую руку вверх. Ухватил за талию, тут же шагнул, увлекая Веденею за собой.
И они влетели в круг для танцев перед самим государем. Аккорды словно поднажали, зазвучав еще выше. Веденея закусила губу, следя за каждым своим шагом — и боясь оступиться, танцуя на одном паркете с Дмитрием Васильевичем. Венценосцем, самодержцем. Уже не было того страха, был другой…
А потом она с ужасом осознала — что-то не то с сорочкой. Батист собрался на груди, вытягиваясь из-под края корсета. Складки ткани под платьем перетянули ей соски, словно нити. Потерлись о них намотанными прядками, заходив по кругу. Заскользили, одаривая соски властной, болезненной лаской.
От чулок, подцепленных подвязками, тут же стрельнули тонкие струйки. Зазмеились по коже, поднимаясь по ногам. Погладили Веденее бедра под нижним бельем, затрепетали под ягодицами, с дрожью проходясь по ним…
А руки Олонецкого по-прежнему вели Веденею в летящем ритме вальса. И все сливалось — фанфарные переливы аккордов, закручивающийся водоворот юбок вокруг ног, нитяные колечки на сосках, скользившие по ним в такт музыке. До сладкой боли, до испарины в ложбинке меж грудей. Змеистые струйки безостановочно гладили бедра Веденеи под одеждой. Оплетали ягодицы, стискивали их…
На осознание того, что происходит и кто виноват, у Веденеи ушло не меньше десяти шагов — скользящих, летящих, вдоль строя гостей. Вальс гремел, руки Олонецкого казались свитыми из горячих корней.
Потом на нее свалилось понимание. Веденея задохнулась. Выпалила, глядя Олонецкому в лицо:
— Это ваша сила. Вы не смеете… на балах запрещено.
— Разве что в вашем медвежьем углу, — отозвался Олонецкий, склоняя голову над ее плечом. — А здесь, в столице, очень развратные нравы. Учтите это, госпожа Ильинская, когда будете давать мне новые советы.