И она была любовницей моего мужа. Который на все это однозначно запал. Потому что дома его ждала я.
Уставшая.
Без огня в глазах.
С бледной, а не светлой кожей. С мягким и тёплым цветом волос. Без украшений. Без косметики.
Но с его сыном.
Которого я рожала почти сутки. Как схватки начались так и не прекращались почти двадцать часов. Открытие не наступало. И я просила хоть что-нибудь сделать, но у нас кесарево просто так без показаний не делали. И воды не отходили. И просто сутки я выла от боли, которую никому не желала бы пережить.
Боль затопила сознание, и слёзы чуть было не брызнули из глаз, но я облизала губы и, протянув руку Насте, спросила:
— А вы коллега? Я вас не видела, когда забегала на днях… — произнесла с тонким намёком, и Настя убрала с губ улыбку.
— Нет, — влез в опасный разговор Герман и потянул меня за руку к себе, задвигая за плечо. — Анастасия дочь нашего крупного заказчика и привозила документы…
Настя растерянно посмотрела сначала на Германа, потом на меня.
— А я думала новая секретарша, — расплылась я в улыбке. — Моему Герману мало одной секретарши. Он так много работает. Все сам поднимает. Так много работает. Да, Мирош?
Я дотянулась до сына и поправила на нем футболочку. Мирон вскинул руки наверх, помогая мне, и закивал головой, а потом выдал:
— Я на собрании был! А потом в прятки играли! Папа меня в шкафу не нашёл! Шкаф большой!
Ах ты мой родной…
Германа с Настей перекосило при словах про шкаф, и я, усмехнувшись, добавила:
— Да, шкаф шикарный. В нем целого мамонта спрятать можно, не то что ребёнка или хрупкую девушку… — на последних словах я уставилась на Настю и словила жуткий всплеск ярости в ее глазах. У неё даже губы изогнулись в злой усмешке, но Герман снова встрял.
— Раз все познакомились, то мне пора. Анастасия… — Герман перехвалил ладонь Насти и пожал ее. — Рад видеть. Кристина, все мы собирались на обед…
Герман положил руку мне на талию и постарался развернуть в сторону машины, но я все же успела крикнуть Насте:
— Была рада познакомиться…
Мне ответили все тем же взглядом со злостью на дне зрачков, а Герман протащил меня по парковке и прижал к машине.
— Ты опоздала, — выдохнул он мне в губы, а Мирон этим временем попытался перелезть мне на руки.
— Ты не особо скучал… — холодно заметила я, забирая сына.
— У меня собрание с главами отделов было пока ты занималась шоппингом! — Герман отошел от меня и перехватил мою сумочку. Вытащил ключи от машины и открыл дверь.
— За столько лет не переломишься побыть со своим ребёнком, — выдохнула я, усадив Мирона в детское кресло. Герман закрыл дверь машины и схватил меня за запястье. Потянул на себя.
— Что ты задумала? Какие встречи? Какая работа? Ты же второго ребёнка хотела? Что от тебя хотел тот хлыщ?
Германа всего аж трясло от собственных слов. Он готов был схватить меня и как куклу встряхнуть, чтобы я ответила правду.
— Ты не хочешь ребенка. Поэтому зачем мне и дальше сидеть в декрете? Я хочу работать и не зависеть от тебя, твоих решений и твоего настроения, — тихо сказала я, чтобы Мирон ничего не услышал. — Я не хочу быть комнатной собачкой и ждать от тебя милости. Я работала до декрета и теперь тоже готова.
— Зачем тебе это?
— Ты повторяешься… — я постаралась вырваться, потому что перед глазами и стояла его переписка с любовницей, и меня конкретно так тошнило от близкого присутствия мужа.
— Нет, я не понимаю! — зарычал Герман. — Чего тебе не хватает?
— Всего… — тихо выдала я, открыв дверь и ударив ее краем Германа по ноге. — Разговор окончен, а теперь мы поедем с Мироном на обед. А ты поужинай где-нибудь. Готовить ещё и на тебя у меня нет времени.
— Кристина… — прорычал от такого недвусмысленного посыла Герман, но я села в авто и тронулась с места.
Настя сидела в своём блестящем седане и провожала меня взглядом.
Было плевать.
Сколько мне ещё надо доказательств, чтобы понять, что Герман предатель, изменник, настоящее чудовище, которое выбросило всю нашу жизнь на помойку.
Мирон от впечатлений был нервный и суетной. Он громил потихоньку дом и просил, чтобы завтра папа тоже взял его на работу. Я сглатывала вязкие слюни и не знала вообще как потом объяснять, что папа больше не придёт.
Когда я закончила черенковать растения для Лины, Мирон уснул среди подушек на подоконнике оранжереи. На сад спустились сумерки и только по напольным часам я поняла, что время близилось к глубокому вечеру.
Я отнесла Мирона в спальню и посмотрела в окно, как только уложила сына. Ворота открылись. Внедорожник Германа въехал на участок.