— Ну делай… — не выразив никаких эмоций, сказала я, и Герман, подхватив Мирона на руки, пробормотал:
— Сейчас мы пойдём с тобой готовить! А потом маму кормить! А потом…
— А потом… — Мирон задохнулся радостью и схватил Германа за шею, а я впервые поняла, что у меня оказался свободный вечер.
Я ходила как неприкаянная по дому, наблюдая, как Герман с Мироном возятся на кухне. Это было дико. Вообще, чтобы Герман взял на себя обязанности по дому и ребенка было дико, но я задавила внутри себя противный червячок разочарования от того, что мои мысли не исполнились. Я-то думала, что Герман будет махать руками и орать, что я ничего не понимаю, что он то все для семьи делал, а я неблагодарная.
Я закрылась в оранжерее и написала Лине с ее эко стеной. Она обещала заскочить завтра днём и забрать часть растений. Я думала это будет хороший повод для Германа не запирать меня снова. Плюс наконец-то отвязалась бы от соседки, которая была приставуча как клещ.
После ужина Герман с Мироном закрылись в детской и что-то там делали. Я вся извелась, потому что устала ждать разговора о разводе. Ближе к десяти усталый Герман зашёл в спальню и застал меня сидящую в кресле. Муж приблизился и сел на пол возле моих ног.
— Я перед тобой виноват… — Герман тяжело выдохнул, сняв с себя маску балагура и домашнего весельчака. На его лице проступили тени и только сейчас я заметила, что годы не только пошли Герману на пользу, но и забрали своё: паутинка морщин у глаз, горизонтальные борозды на лбу.
— Ты же понимаешь, что диалога не будет, потому что я хочу развода? — спросила я, стараясь быть твёрдой, но противная любовь не умирает в секунду. Она живет долгие годы. Живет и напоминает о себе екнувшим сердцем.
— Но я не хочу, Кристин… — Герман положил ладони мне на колени, согревая своим теплом. Но у меня от этих жестов мороз шел по коже. Герман всегда был таким достаточно мужчиной, провожая меня после свидания мы могли посидеть в машине или погулять по парку. И я всегда замерзала, потому что хотела быть красивой и одевалась не по погоде и тогда муж снимал с себя куртку или шарф и укутывал меня как маленькую. — Понимаешь, я все хочу исправить. Я не знаю, как это сделать, но хочу исправить, потому что я не переступил черту. Я не совсем пропащий. Но без вас…
Герман замолчал. Его руки скользнули выше к моим бёдрам. Провели пальцами по нежной коже.
— Без вас мне нафиг ничего не упало, — признался тяжело Герман, и я спросила зло:
— А что же ты об этом не думал, когда к шлюхе своей уезжал? — мне казалось, что я могла бы заплакать, потому что любовь эта противная сейчас внутри меня стонала и орала как будто ее резали тупым ножом.
— Потому что забыл, что я вам нужен… — горько признался Герман. — У тебя с Миром какой-то свой мир. Ты вечно занята или устала. Тебе плевать было на меня. Типа, что я маленький что ли? Но мне так не хватало порой просто твоей радости. Чтобы я ни сделал, я видел одно и то же выражение лица: ты была недовольна.
— Я была усталой, — заметила я. — И чтобы уж до конца быть честной, ты сам не хотел быть нужным. Ты спихнул на меня все что мог, а сейчас рассказываешь, что я не радовалась.
— Ты могла сказать, — заметил резонно Герман. — Мы бы наняли няню или домработницу взяли ты на полный день. Или твоя мама могла приехать. Или…
— Герман… — перебила я. — Во всем этом есть кто-то левый, но не ты. Не ты взял бы на себя ребёнка на пару часов, не ты лишний раз приготовил бы поесть, а домработница, не ты…
— Кристин, а если сейчас это буду я? — спросил с надеждой супруг, совсем обнаглев и поглаживая меня чуть ли не по трусам.
— Во-первых руки убери, — сказала я холодно и встала с кресла. Герман остался сидеть на полу и смотреть как я, занервничав, стала поправлять подол платья. — А во-вторых, мне это не надо. Я как-то четыре года сама справлялась и сейчас на пороге развода уж точно не буду строить новую модель семьи. Ее нет. Ты ее разрушил.
Мне казалось если я не буду смотреть на мужа, то говорить станет легче, но нет. Меня боль душила изнутри и глядя в темнеющее окно я хотела только одного: чтобы все это кончилось, и я оказалась где-то в другом месте с Мироном.
— Что мне сделать, чтобы ты меня простила? Что мне сделать, чтобы ты хотя бы подумала над вторым шансом, Кристин? — спросил хрипловатым голосом Герман, и меня словно плетью огненной обожгло. О каких вторых шансах он говорил? Шанс на что? На мою амнезию?
Злость пришла на смену боли и меня, вот честное слово, черт за язык дёрнул:
— Шанс второй хочешь? — обернулась я к мужу и уперлась в него взглядом. — Тогда дай мне совершить измену и будем с расчёте.