Данил решил подойти попрощаться с Мироном, но в этот момент Лина удачно подвернула ногу и стала стонать как экспрессивно, что не увидь я собственными глазами как секунду назад она прыгала с качелей, подумала бы и чём-то более интимном.
— А тут болит? — напряжённо спросил Даня, ощупывая стройную тонкую лодыжку. Лина закатывала глаза и хотела упасть в обморок, но пристально следила за всеми действиями травматолога. — Секунду, у меня в машине эластичный бинт есть, это простое растяжение.
— Стойте, погодите, — крикнула Лина, протягивая руки к Дане, который вёл себя максимально профессионально. — Я же с таким вот не смогу до дома доехать. Вы меня не отвезёте?
Даня округлил глаза и хотел было уже потихоньку слиться, но я взмахнула рукой и заметила.
— Данил серьезно, я бы сама отвезла, но я не могу за пределы участка выйти на могу… А Лина живет в паре домов от нас.
Дарил вздохнул и наклонился к Лине, помогая ей подняться с травы. Лина так проворно вцепилась в мужскую шею, словно намеревалась на неё залезть на ближайшие лет десять минимум, и Дане пришлось взять девушку на руки.
Садясь в машину Лина так выпучила мне глаза, что я поняла: Данил изрядно влип, причём не во что-то противное, а в самый настоящий мёд и пока все крылья в нем не оставит, Лина не успокоиться. Отправив гостей по домам, мы с Мироном пошли убираться в оранжерее. Я рассказывала ему сказку про карлика Носа, а сын ходил вокруг меня с одним единственным вопросом: когда папа приедет домой.
Меня от этих вопросов перетряхивало и я не представляла, что буду отвечать, когда мы разойдёмся. Герман вот с рождения Сирона был выходным отцом, а за последнее время максимально старался влиться в жизнь сына, как будто бы не понимая, что от этого только больнее будет.
Поэтому когда муж припарковался возле забора, я была уже готова его казнить без следствия за то, что сын по нему…
Скучал.
— Как поработал? — спросила я, проходя на кухню и вытаскивая из холодильника мясо. — Какие новости? Ты уже подумал, как перепишешь на меня бизнес?
Мирон сидел у Германа на шее и старался дотянуться до люстры. По моим прикидкам до неё ещё метра два оставалось и поэтому ему это не светило.
— Я не понимаю над чем там думать? Просто берём документы и переоформляем все, — отозвался устало Герман, расхаживая с сыном на плечах по кухне. — А ты подумала над моими условиями?
Я выронила из рук баклажан прямо в раковину и, мило улыбнувшись мужу, прошептала:
— Ещё думаю, но мне понимаешь, все время мешает твоя рыжая…
Герман остановился посередине кухни и, кашлянув, уточнил:
— В каком плане?
На муже лица не было. Он словно попал в ужастик и ему перед лицом выпрыгнуло приведение. Я насладилась моментом и протянула:
— До этого она мне звонила и сообщения отправляла, но сегодня шагнула вперёд и просто приехала… — прошипела последние слова я и бросила на мужа прищуренный взгляд. Герман спустил с шеи Мирона и шепнув ему что-то на ухо, отпустил с рук. Мирон убежал, шлепая тапочками в сторону детской, и Герман весь напрягся и, расправив плечи, уточнил:
— Чего она от тебя хотела? — его голос стал ниже, словно рык зверя. А я пожала плечами и легко ответила:
— Я не успела узнать. Ей прилетело тортом и единственное, что удалось разобрать через лавандовый бисквит, так это, что ты импотент! — я развернулась к мужу и склонила голову к плечу. Прошлась взглядом по Герману от кончиков волос до самого пола, демонстративно задержавшись на паху. Герман усмехнулся и засунул руки в карманы, подчёркивая специально это место, заостряя на нем внимание.
Муж сделал шаг ко мне. Всем видом он выражал готовность доказать мне обратное, но почему-то приблизившись вплотную, голос Германа дрогнул, и я заглянула супругу в темные глаза.
— И ты Кристин… Крис, ты поверила?
Глава 37
— Я не знаю во что верить, Гер, — тихо призналась я. — Я не знаю… Сегодня я узнала, что ты влез в долги, чтобы купить этот дом тогда…
— Никаких долгов больше нет, — сразу же выдал Герман и вытащил руки из карманов, сложил их на груди.
— Но они были и факт того, что я узнаю об этом спустя много лет не отменяет того, что это была ложь… — произнесла я.
— Это не ложь, это намеренное умалчивание. Я не хотел и не хочу, чтобы тебя как-то касались вопросы финансов. Я прекрасно помню как хреново было, когда я разгружал фуры, а ты сидела ночами писала за двоечников курсовые работы. Я не хочу, чтобы ты вообще сейчас об этом вспоминала, — холодно, отрывисто, на одном дыхании сказал Герман все темнее, напрягаясь. Тогда было тяжело. Герман все же достаточно нарциссичный, и тот факт, что в какой-то момент я не могла им восхищаться, его больно бил по самолюбию.