— Спасибо.
Закрываюсь в уборной, сев на унитаз.
Что творится… И эта тошнота… От жары? От нервов?
Дай бог, чтобы не кое-что другое…
Я неспешно привожу себя в порядок, застирываю платье, отжимая как можно сильнее. Лучше уж мокрое пятно, чем следы рвоты.
Мысли занимает открывшаяся правда: я прозрела, увидела мужа во всей красе, и не только.
Мое состояние оставляет желать лучшего. Как сильно меня тошнило…
Это меня тревожит.
Меня бросает в жар от мыслей, что так же сильно меня тошнило во время второй беременности, когда я с Настей ходила…
И будто в подтверждение, что не только я об этом подумала, Миша, не успокоившись, пишет мне сообщение:
«Милка, ты не беременна, случайно?»
Глава 10
Миша
— Мишаня, — жмется к плечу жарко Ира. — Ты поговорил с женой?
Между ее грудей скатываются капельки пота. В чем Ирке не откажешь, так это в усердии и готовности поднять настроение, когда оно ниже плинтуса.
В конце дня я по привычке сначала заглянул к Ире. Она мигом оценила, что я не в настроении и сделала все, чтобы это исправить. У нас был секс, который начался буквально с порога, а потом мы переместились в зал и продолжили…
Это не всегда было так.
Кстати, Милана сама виновата, что к своей подруге меня подтолкнула: как-то она просила забрать от Ирки заказ на бытовую химию, мол, ей курьер принес домой, а коробка тяжелая…
Я приехал за заказом, и на душе было паршиво, тоскливо от мысли, что приду домой, а там… уныние полное. Беспокойство жены, опять эти разговоры о болезнях и будущем, страхи ее постоянные, что будет, если ее не станет! Постоянно беседы, мысли о воспитании детей, она начала меня чаще просить позаниматься с ними, уделить им больше времени, и иногда в ее разговоре проскальзывало: на тот случай, если вдруг…
И слезы в дрожащем голосе…
Болеют все, и надо было бы как-то с этим бороться, тем более, лечение назначено было, чего сырость разводить постоянно?
Словом, настроения идти домой не было, и Ира будто это почувствовала, предложила перекусить, налила бокал вина, за которым мы просто поболтали, о пустяках, о разном… Но как же мне хорошо и тепло на душе стало, как груз свалился.
Потом оказалось, что Ира не весь товар отдала, снова я к ней заглянул, опять беседа, которую прекращать не хотелось.
Она — баба симпатичная, стройная. Нерожавшая, ее грудь под тонким халатом казалась очень упругой и именно такой она и оказалась, когда позднее подруга жены оказалась у меня на коленях и подскакивала, стонала, отдавалась мне как будто в последний раз…
Потом был откат, стыд, слезы…
Просьбы забыть и никогда… Никогда больше так не делать…
Хотя я сам не понял, с чего вдруг мы к сексу перешли, разговаривали, немного выпивали, ее халат немного двинулся в сторону. Я увидел ее грудь, в паху потяжелело, и все… в глазах темнота.
Наверное, я целую неделю раскаянием и угрызениями совести маялся после того, первого раза.
Старался с подругой жены не пересекаться, семью на выходные вывез отдохнуть, в надежде развеяться.
Но жене на отдыхе стало плохо, пришлось срочно вернуться. Ее положили в больницу, я с детьми остался один, кошмар, не знал, как буду справляться. Тогда я лишь до утра с ними остался, к обеду Милана вернулась, но казалось, я брошен всеми один с этими проблемами и не находил себе места.
Разумеется, подруга жены пришла меня поддержать, и когда детей с горем пополам уложили спать, все повторилось в нашей ванной комнате. Острее, лучше, дольше!
Словом, я на эти редкие, но жаркие случки подсел… И больше не видел жизни без этих встреч. Потом это начало случаться чаще и чаще. Мне не хотелось с ней расставаться, эта женщина давала мне сил жить и тянуть лямку тягостного быта…
Может быть, такова моя судьба — встретить счастье, будучи женатым…
Совестно ли мне? Разумеется. Но обманывать Милану я больше не могу, тем более ей легче стало.
Совесть больше не ест меня ночами, что я предаю тяжелобольную женщину!
Сегодня после разговора с женой, который так толком и не состоялся, мне пришлось уйти. Она со мной ехать ни в какую не хотела, упрямилась. А у меня на работе время горит, пришлось поехать, дела не могут ждать…
Как же мыслями меня загрузило, еще и Милана озадачила своей тошнотой. Лицо ее бледное перед глазами стоит, качается, как луна в полнолуние.
Глаза, большие и опустевшие, поднимают с души муть.
— Мишань, — мурлычет Ира, вышагивая пальчиками по моей груди. — Ты с Миланой поговорил или нет? В облаках что-то витаешь.