Сволочь.
— И не надо смотреть на меня влажным взглядом нищей сиротки, — кажется, он тоже начинал по-настоящему злиться. Тяжёлая челюсть окаменела, на узкой переносице собралась морщинка.
— Если ты продолжишь в том же духе, «Фонд» как раз по твоей тупой башке и надаёт! — я спешила ему нагрубить в отчаянной попытке отыграться.
Это было ошибкой. Это было большущей ошибкой — соглашаться на брак.
Я только сейчас осознала это во всей полноте.
Я плюс Громов под одной крышей равно катастрофа.
— Не понял, — зарычал он, пальцы на моём плече сжались. Те самые пальцы, которые ещё каких-то десять минут назад так энергично мяли розовые прелести неизвестной девицы.
Гадко. Мерзко. Отвратительно.
— Неудивительно. Ты же знаешь, что они займутся проверкой. Если хоть кто-то из них заподозрит, что брак фиктивный, всему конец. Это и младенцу понятно, — я смерила его взглядом. — А ещё за границей учился. Было бы чем хвастаться.
— Не беси меня, Митина! — муж встряхнул меня и притянул поближе к себе, будто стремился удостовериться, что я ни одной запятой в его речи не пропущу. — Я потому тебе и сказал слушать меня и поменьше пускать в ход свой ядовитый язык. Это тебе понятно? Я от своего образа жизни ради брака с тобой не откажусь. Можешь жить монашкой, сколько тебе угодно. Дело твоё. А меня оставь в покое. Никто из «Фонда» мою спальню проверять не полезет, если ты не примешься язык распускать. Поняла?
— Я не собираюсь никому жаловаться! — меня неожиданно задело его предположение.
Да плевать! Пусть как хочет кутит, чудовище ненасытное, но неужели нельзя блудить где-нибудь подальше от дома?
— Так и не заваривай тогда всю эту драму. Какая тебе разница, с кем я сплю? Главное, что не с тобой, верно?
Я поперхнулась воздухом и прижала руку к груди в рефлекторной попытке отгородиться даже от призрачной вероятности такого исхода.
Громов сухо и коротко рассмеялся. Карие глаза заледенели.
— Упаси боже, садовница. Тебе до моего вкуса ещё расти и расти, — его взгляд беспощадно прошёлся по моей фигуре, остановился на скромном вырезе подвенечного платья. — Если это в принципе ещё возможно.
Мой мозг ещё обрабатывал его оскорбительный комментарий, а рука уже взметнулась вверх, и погружённую в сумерки тишину уютного коридора взрезал хлёсткий звук пощёчины.
Громов даже не поморщился. Склонился ко мне ещё ближе и почти прошептал:
— Ах какие мы нежные и ранимые. Что цветочки в саду, — тёмный взгляд напоследок прошёлся по моему горящему от унижения лицу. — Советую привыкать к новой жизни, садовница. И не ломиться в двери моей спальни, чтобы лишний раз себя не расстраивать.
Его пальцы наконец-то разжались.
— Увидимся, — бросил он, развернулся и пошагал прочь, в спальню, где его дожидалась его пышногрудая.
Я привалилась к стене и перевела дух.
Меня пошатывало и одновременно трусило.
Боже мой, Митина, во что же ты вляпалась.
Во что же ты, непроходимая дурочка, вляпалась…
Глава 3
— Алина Сергеевна, а вы… вы куда? — горничная Марина хлопала глазами, пока я, словно заполошная, металась по комнате, сбрасывая в обыкновенный картонный ящик свои пожитки.
В голове — зияющая пустота.
А ещё явственное неверие в то, что всё это происходит со мной наяву.
— Я ведь просила вас не трогать мои вещи. Ведь просила же. Ведь просила, — бормотала я, будто помешанная. — Ну расписались и расписали. Сыграли эту чёртову свадьбу. Галочку поставили. Разве этого недостаточно? Зачем было тащить меня в дом, когда…
Я проглотила рвавшееся наружу рыдание. Да не в пышногрудой дело. Пусть с кем хочет кувыркается. Просто… унизительно это. Невыносимо, когда эта богатая, эгоистичная сволочь ещё и насмехаться над моим положением себе позволяет.
Будто ему самому эта женитьба была не нужна!
Он ведь без их безумного договора тоже пропадёт.
Тут бы поддержать друг друга, понять, что сейчас в одной лодке. А он из свадебного шатра сразу в койку с какой-то девицей полез.
Животное ненасытное.
Изверг.
Гад.
Ненавижу!
— Так… вы же теперь здесь хозяйка…
Я позволила себе истеричный смешок и швырнула в коробку домашние тапочки.