Я собиралась поговорить основательно. Не знаю, о чем, просто думала, что Динар захочет, будет расспрашивать, а на деле он молчит. И отвечать не спешит, и спрашивать тоже. Не знаю, что он там вспомнил. Может, самое плохое? И считает меня теперь стервой какой-нибудь. Даже не знаю, я-то могла забыть все мелкие ссоры и недопонимания между нами, а он — как раз только их и вспомнить.
— Я был мудаком, да? — звучит вопрос, когда я как раз собираюсь уйти.
Несколько мгновений я медлю, не понимая, прозвучал вопрос в действительности или я только его себе придумала.
— Нет.
— А каким я был, Ясмин? Я вспомнил, но… не знаю, как дошел до измены. Она… точно была? В смысле — ты уверена?
Не выдержав его взгляда, полного надежды, отворачиваюсь и киваю.
— Да, уверена. Видела.
Повисает пауза. Глаза застилают слезы. Я думала, что переболело. Пережилось и забылось, но оказывается, все еще горит внутри. До боли сжимает тисками сердце.
— Я придурок, Ясмин. Такой придурок.
Всхлипываю. Резко поднявшись со стула, отхожу к окну.
Слышу за спиной шорох, тяжелое дыхание. Знаю, что Динар встает, и не пытаюсь ему как-то помочь. И уж тем более не пытаюсь сопротивляться, когда он подходит и обнимает меня сзади. Даже теперь, после стольких дней в больнице, исхудав, он все еще шире и сильнее меня. Я в его объятиях утопаю и неожиданно начинаю плакать навзрыд. Может, мне это и нужно было с самого начала? Пореветь вот так, у него на плече. А ему… ему — просто извиниться. Тогда, когда я приперла его к стенке, но это… это, кажется, совсем другая история.
Глава 56
Ясмин
— Он часто так? — спрашиваю дрожащим голосом у медсестры, которая невозмутимо колет Динару дополнительную дозу обезболивающего.
Вот уже около получаса он мучается, лежа на кровати и пытаясь перебороть боль. У меня от вида его такого беспомощного и разбитого сжимается сердце. Я даже отворачиваюсь в какой-то момент, потому что не могу смотреть.
— Утром и вечером, но обычно одной дозы обезболивающего хватает, — растерянно говорит медсестра. — Не могу понять, почему не действует.
Она тоже слегка паникует. Уже вечер, врач на операции, а она совсем молоденькая.
В какой-то момент я не выдерживаю и выхожу из палаты. Привалившись спиной к стене, съезжаю по ней вниз. Даже уши руками прикрываю, чтобы не было слышно стонов, доносящихся из палаты Динара.
Наверное, именно в этот момент я осознаю две важные вещи. Я абсолютно бессильна что-либо сделать и как-то повлиять на ситуацию. И еще мне безумно хочется забрать его боль, сделать что-нибудь, что угодно, лишь бы он так не мучился. Стирая соленые слезы со щек, не могу поверить, что все еще люблю. Сильно и отчаянно. Думала, что уже нет. Что давно разлюбила и ничего не чувствую, что он мне безразличен.
А теперь с тяжелым дыханием и болью в груди я сижу и молюсь, чтобы все прошло и ему стало легче. Чтобы он больше не мучился так сильно, чтобы не чувствовал этой боли. Даже если не вспомнит больше ничего. Разве это важно? Я расскажу ему. Все, что он захочет.
Медсестра очень долго не появляется в коридоре. И чем больше проходит времени, тем сильнее у меня внутри все сжимается. Почему все происходит так? Почему ему настолько больно, что не помогают препараты?
Медсестра появляется в коридоре спустя минут двадцать.
— Ему легче? — спрашиваю с надеждой, поднимаясь на ноги.
— К сожалению, еще нет. Я сейчас схожу к врачу. Больше лекарств ему нельзя.
Я киваю, будто хоть что-то в этом понимаю. Она уходит, а я вначале стою под дверью, а затем все-таки захожу внутрь. Мне страшно видеть его таким, но я не могу остаться в стороне. Если я хоть немного смогу облегчить его боль, то это уже хорошо, разве нет?
В палату захожу с легкой опаской, нервно и напряженно осматриваюсь. Динар лежит на кровати неподвижно, веки прикрыты. Я бы подумала, что он уснул, но вижу, в каком напряжении находятся его руки. Как сильно он цепляется ими за кровать. Ему все еще больно?
Подхожу ближе, останавливаюсь у кровати, провожу пальцами по напряженным рукам. Он выдыхает. Тяжело, шумно, оглушительно. Распахнув веки, смотрит вроде бы и на меня, но в то же время словно мимо.
Я молюсь, чтобы медсестра вернулась как можно быстрее с решением проблемы. Врач ведь должен придумать, как облегчить состояние пациента? Надеюсь, что да, потому что видеть его в таком сильном напряжении, что даже вены проступают тугими канатами над кожей рук, непривычно.
Я съеживаюсь, когда Динар перехватывает мою руку, переплетает наши пальцы. Жду почему-то, что сожмет. Больно-больно, невыносимо, но вместо этого он мягко держит мою ладошку в своей, проводит большим пальцем по внутренней части кисти, словно наслаждаясь моментом. И тут… тут я вспоминаю, что давно-давно точно так же он держал меня, когда делал предложение. С дешевым кольцом, потому что на дорогое не было денег, в нашей с ним небольшой обители, потому что на что-то большее и лучшее мы тогда не заработали.
Это пришло намного позже, Динар работал, чтобы выйти на достойный заработок, а я… я теперь думаю, зачем это все? К чему такие деньги, если они не сделали нас счастливыми? Если в дешевом съемном жилье я чувствовала себя более любимой, чем увешанная брендовыми шмотками и украшениями? Да и Динар… не стал счастливее с приходом в нашу жизнь денег. Свободнее, достойнее — возможно, но счастливее точно нет.
Я присаживаюсь рядом с ним, забираюсь на кушетку, держу его за руку. Кажется, постепенно Динар расслабляется, так что когда врач появляется в палате, то лишь удовлетворенно кивает и сразу же выходит, видимо, не имея времени задерживаться.
Мы оба молчим. Динар прикрывает глаза, продолжая поглаживать мою руку. А я, хоть и чувствую, как затекла нога, все равно не встаю. Продолжаю сидеть в этом моменте, словно собираюсь его запомнить, чтобы потом воскрешать в воспоминаниях. Интересно, если бы у Динара был шанс все исправить, он бы им воспользовался?
— Ясмин, — его голос звучит низко и хрипло, словно он долго кричал, хотя на самом деле никаких криков не было. — Ясмин…
— Я тут, что?
— Найди ее… — смачивает пересохшие губы языком. — Найди.
— Кого? — непонимающе хмурюсь.
— Ка… Карину, — прикрывает веки, морщась.
Во мне же… кажется, что-то умирает. Просто отваливается за ненадобностью важная часть тела. Я это чувствую. Ощущаю, как внутри меня что-то появляется. Это ревность? Или злость на себя, что позволила себе размечтаться?
Резко спрыгнув с кровати, хватаю свой телефон с тумбочки и собираюсь уйти из палаты Динара как можно быстрее, но он хватает меня за руку.
— Она виновата, — говорит. — Ее послал твой отец, чтобы следить за мной, но она предала его. Скажи моим людям, чтобы нашли ее.
Я сначала не понимаю, о чем он. Мне кажется, что о чем-то далеком, что было в прошлом, но затем до меня доходит, что он вспомнил. Судя по тому, что говорит о недавних событиях, вспомнить удалось все. По крайней мере я на это надеюсь, потому что очень уж хочется получить ответы на интересующие меня вопросы.
Глава 57
Стоит только Динару все вспомнить, как вокруг закручивается целый водоворот событий. По цепочке, кроме Багирова, находятся и другие замешанные в покушении люди. Несколько человек в правительстве, еще трое в полиции и два бизнесмена. Поверить не могу, скольким людям потребовался бизнес моего отца, и они были готовы на все, лишь бы его отжать и распилить. Каждый жаждал урвать кусок пожирнее, и, когда отец покончил с собой, набросились на меня, как коршуны. Но так и не смогли договориться между собой. Перессорились, не выработали тактику. В итоге угодили в собственноручно выстроенную ловушку.
— Мам, мам! — мальчики бегут ко мне, стараясь перекричать друг друга. — Там папа приехал!
Они в восторге. Радуются, ведь для них это настоящее событие, а для меня дополнительный источник стресса. Понятия не имею, что я должна сейчас делать. Собраться и уехать?