— Что снова не поделили? — спрашивает Динар с улыбкой.
Дети начинают наперебой рассказывать. Мальчики одну версию, Надя — другую. И она жутко злится, когда ей не верят, потому что она всегда в меньшинстве, а мальчики в большинстве.
— Надеюсь, вы родите мне сестричку, с которой мы будем сговариваться! — бросает в сердцах. — Они ведь просто сговорились! — с возмущением. — Все было не так на самом деле!
Пока Динар разрывается между детьми, не зная, кому верить на самом деле, я поражаюсь тому, какой растет Надя. Если она уже в шесть так манипулирует братьями и отцом, то что будет, когда она вырастет?
— Так, все! — пресекает препирательства Динар. — Ну-ка, разошлись. Ты, — обращается к дочери, — идешь заниматься. А вы… — это уже к ребятам. — Вы тренируетесь, чтобы не ударить в грязь лицом на соревнованиях.
Все мигом сникают. Совсем скоро у ребят соревнования по тхэквондо, куда я записала их четыре года назад и куда они с восторгом ходят. На носу — национальные соревнования. Региональные они уже прошли, выиграли, теперь предстоит встретиться с лучшими из лучших. Вообще, я была против такого спорта, где запросто можно покалечить друг друга, но мальками понравилось, со временем они втянулись так, что их невозможно было оттащить. Со временем захотели на соревнования и стали выигрывать. Тренер пророчит им большое будущее, а я каждый раз пью успокоительные, чтобы не нервничать.
Приказ Динара выполняется беспрекословно. Это неудивительно, у детей он пользуется большим авторитетом, нежели мягкая я. А ведь я пыталась быть строже, но каждый раз я серьезно пасовала перед трудностями общения с детьми. Они начинали плакать, я тут же жалеть, устраивать истерику, я тут же успокаивать. Это у Динара выходило быть невозмутимым и держать эмоции под контролем, но не у истеричной меня. Со мной все всегда выходило иначе, так что неудивительно, что только после того, как он приказал, они уходят заниматься тем, чем сказано.
Муж садится рядом. Молча смотрит вслед детям, а затем тихо спрашивает:
— Может, и правда подумаем над сестричкой для Нади?
Мои глаза округляются, в мыслях творится полнейший сумбур. Давно, когда мы только приняли решение снова сойтись, единственным моим условием было — полная откровенность. Я не хотела получать на телефон откровенные фотографии, на которых мой муж спит с другой. Если вдруг у него возникнет такая необходимость, честнее подать на развод. Мы обо всем договорились. Обо всем, кроме детей. Точнее, планирования еще. У нас и так есть трое. Как по мне, этого достаточно, и я честно думала, что Динар всецело разделяет мое мнение.
— Ты сейчас серьезно?
Я крепко задумываюсь. Хочу ли я еще детей? Хочу ли быть беременной, переживать токсикоз и роды еще раз? И чем больше думаю, тем сильнее понимаю, что нет, нет, больше не хочу. Но если хочет Динар, не означает ли это, что мы снова в затруднительном положении? Снова там, откуда начинали все?
— Надя хочет, — весело говорит Динар. — А ты — нет?
— Если честно, то нет. Я жду, когда вырастут мальчики и Надя.
— И что потом?
— Не знаю, — пожимаю плечами. — Будем нянчить внуков?
— Или путешествовать.
— Заниматься собой.
— Пробовать то, что не успели.
Я активно киваю. Динар подкидывает еще идеи, чем можно заняться, когда дети полностью вырастут и отделятся. Оказывается, многим, особенно, когда позволяют финансы. У нас же позволяют. Две компании — Динара и отцовская. Точнее, моя. Теперь уже моя, а в будущем мальчиков. Мы можем ни в чем себе не отказывать, но для меня главное, чтобы у детей были возможности в будущем. Чтобы им не пришлось гнуть спину, как их отцу когда-то, чтобы заработать. Но при этом, я настаиваю на обучении.
Хочу, чтобы они выросли с правильными понятиями, чтобы думали об образовании, а не о прожигании жизни на родительские деньги. У нас даже сейчас есть лимиты на траты. Каждый из мальчиков получает сумму карманных денег, и я уже вижу, что они умеют ими управлять. Матвей, например, долго собирает деньги и потом покупает что-то дорогостоящее. То, что отказывались покупать мы с Динаром. Например, телефон любимой марки последней модели он купил себе сам. Копил долго.
— Так значит что? — спрашиваю. — Никаких больше детей?
— Да, никаких больше детей.
— Не пожалеешь?
— Даже если и да… будем жалеть вместе.
Я смеюсь, запрокидывая голову Динару не плечо. Первое время я переживала, что у нас не получится, что я не смогу выбросить из головы мысли о его измене, но они улетучились сами по себе. Вопреки всему, я ни разу не усомнилась в том, где Динар и с кем, но это больше потому что после всего, что произошло, после потери памяти он словно… изменился. Я больше не узнаю в нем прежнего Динара, за которого когда-то выходила замуж. Но и того, кто жестко вел себя со мной, тоже не узнаю. Он другой, и я… я, кажется, в него влюбилась заново.
Многие вещи понимаешь, когда оказываешься на грани жизни и смерти. В тот момент, когда тебе кажется, что еще немного, и тебя просто не станет. Ты пополнишь своим бренным телом несколько свободных метров на кладбище или заполнишь прахом очередную урну. Вот и все, что тебя ждет. Я не понимал этого, пока однажды не проснулся без единого воспоминания.
Я смотрел на белый потолок, на людей, окружающих меня, и понимал, что никого из них не знаю. Я словно… родился заново. И я бы соврал, если сказал, что воспринял это, как второй шанс. Скорее, как наказание. Возможно, иногда это и необходимо. Кому-то, кто натворил в жизни еще больше глупостей, чем я, но мне… мне хотелось помнить. Кто я, что я делал, как жил, как женился и растил детей.
Я хотел знать, каким я был, но проблема в том, что когда я узнал, мне не понравился этот человек. Не понравились его мысли, действия, воспоминания. Не понравилось очень многое, что казалось мне неправильным и неприемлемым. Вот ведь как бывает, ты просыпаешься без воспоминаний, словно перерождаясь, но при этом в тебе откуда–то есть мысли, как нужно жить жизнь. И я жил ее неправильно.
С момента, как женился на Ясмин, пошел по дороге, которая казалась мне наиболее правильной. Денежной. Я считал, что Ясмин нужны деньги, а мне – статус. Только вот вместе со статусом пришло и другое. То, что я в какой-то момент посчитал нормальным. Другая женщина, измена. Ощущение власти меня окрыляло и, в то же время, убивало. По крайней мере, как только пришло осознание, что именно я сделал, было уже поздно. Ясмин я потерял, детей тоже. Зато осталась дешевка, присутствие которой я никак не мог разгадать. Я до последнего не знал, кто же именно подослал Карину.
Это стало понятно уже после того, как ко мне вернулась память. Перед нападением она пришла ко мне и рассказала о том, что планируется. Сказала, что предала отца Ясмин и встала на сторону Давида, потому что он многое ей пообещал, а по факту… по факту она оказалась в тюрьме за посредничество.
Я до сих пор не знаю, что нашел тогда в ней. Скорее, она просто подвернулась под руку тогда, когда у нас с Ясмин не ладилось, когда мне казалось, что я не нужен, неважен, что я на втором, а то и третьем плане. Что у жены, кроме меня, есть что-то другое, более интересное ей. Что угодно, но не я. Тогда я так думал, а оказалось, что нужно было смотреть шире, улавливать детали.
— Ты уверен, что не хочешь детей? — спрашивает Ясмин, словно напрягшись.
Теперь я настроен на эту женщину, теперь я считываю едва ли не каждую ее эмоцию и теперь она волнуется, нервничает.
— Я хочу тебя, — говорю ей честно, откровенно. — И люблю тебя. С детьми или без, я всегда люблю и хочу тебя.
Я хочу, чтобы она была рядом со мной.
Я хочу просыпаться с ней по утрам и иметь возможность прикасаться.
Я хочу, чтобы однажды она забыла о том, что я сделал, потому что я никогда не забуду.
Я хочу… просто любить ее и надеюсь, что она позволит делать это как можно дольше.