— А ты? Ты сказала?
— Нет, конечно. Разве это мое дело? Вы сами разберетесь. Тем более, я решила, что Яну Матвеевичу с его сердцем вообще о таком лучше не знать.
Киваю. Тоже об этом первым делом подумала. Не так давно Ян Матвеевич перенес операцию на сердце, и теперь мы всеми возможными способами стараемся оградить его от волнений. Даже то, как мы пропали вчера посреди праздника, могло спровоцировать новый приступ. Я рада, что этого не произошло. Не могу и представить, как бы себя чувствовала. Все-таки с родителями Назара мы общаемся очень хорошо.
Наверное, потому что своих у меня нет и никогда не было. Я выросла в детдоме, и то, как ко мне отнеслись родители Назара при нашей первой встрече, меня по-настоящему потрясло. Они почти сразу восприняли меня как свою дочь, которой у них никогда не было. И хоть я была уже взрослой и не нуждалась в родительском тепле, все равно прониклась к ним безграничной любовью.
— Я не знаю, что им говорить. Анна Львовна переживает очень. С утра уже на ногах, вторую чашку кофе при мне выпила. Боюсь, что и Яну Матвеевичу ее состояние передастся.
— Я попрошу Назара им позвонить, успокоить.
— Не поговоришь с ними сама?
— Боюсь, что не смогу им соврать.
Милка понимающе кивает и помогает мне высушить волосы и сделать укладку. Она у меня профессиональный парикмахер. У нее свой большой салон красоты и записи на несколько месяцев вперед. Мила на год младше меня и по документам она мне не сестра, но мы вместе росли в детском доме. Так получилось, что ни ее, ни меня так и не взяли в приемную семью. Я была дочерью наркоманки, о чем я узнала только на свое совершеннолетие, а Мила устраивала приемным родителям такое, что ее незамедлительно возвращали обратно. Спустя несколько возвратов ее перестали забирать, и мы выросли вместе. И не перестали общаться до сих пор. Мы называем друг друга сестрами, потому что ближе родственников у нас все равно нет.
— Может, поехать с тобой? — предлагает Мила, пытливо глядя в глаза.
— Не стоит. Я справлюсь. Побудь лучше с родителями Назара и попытайся отвлечь их от тревожных мыслей.
— Ты же знаешь, что это не по моей части. Я могу понагнетать, — отвечает с улыбкой.
Этого у Милы не отнять. Она действительно человек-пессимист, который даже в хорошем видит плохое. Но все же, несмотря на такую черту характера, она умеет поддержать, когда это нужно, и обязательно найдет слова, которых так не хватает в трудной ситуации.
Собравшись, вызываю такси и еду в клинику. По пути звоню мужу, но он не берет трубку. Надеюсь встретить его в клинике и попросить его позвонить и успокоить волнующихся родителей. Но когда приезжаю, выясняю у медсестер, что с ночи Назар в больнице не появлялся. По крайней мере, они его не видели, и Ника постоянно о нем спрашивает.
— Позвоните ему, попросите приехать, — слезно просит женщина в светло-голубом костюме. — Девочка капризничает, а у нас нет никаких контактов кроме отцовского. По-хорошему, мы уже должны были сообщить в органы опеки и в полицию, беря во внимание ситуацию и состояние девочки, но вчера ваш муж просил этого не делать, и мы все еще ждем, но вы же понимаете…
— Понимаю.
С трудом избавившись от навязчивой медсестры, иду в кабинет, номер которого мне сообщили по телефону. Постучав в дверь и получив отмашку входить, ступаю внутрь.
— Добрый день. Вы звонили мне по поводу анализа ДНК.
— Вы…
— Анастасия Шаталова.
— Точно. Проходите. С минуты на минуту здесь будет отец девочки. Он попросил не вскрывать конверт без него, — сообщает женщина с высокой прической.
Милка наверняка бы назвала ее старомодной, потому что сейчас такие начесы никто не делает. А я же просто присаживаюсь на кушетку и принимаюсь ждать. Получается, Назар все-таки кому-то звонил? А значит, видел и мои пропущенные, и родителей, и клиники. Но позвонил только этой докторше? Лично?
Ловлю себя на мысли, что слишком подозрительно ее рассматриваю. Словно эта по меньшей мере пятидесятилетняя женщина, тоже может быть любовницей моего мужа.
Так теперь будет всегда? Я в каждой женщине, чей номер вбит в мобильный Назара, буду видеть ту, с кем он спал или планирует?
Наконец дверь открывается. Назара, который заходит в кабинет, я не узнаю. Всегда одетый с иголочки, гладко выбритый, он обычно выглядит, будто только что сошел с обложки журнала, но сейчас передо мной словно другой человек. Осунувшийся, серый, с залегшими под глазами тенями. Не могу сказать, что выгляжу лучше, но отекшее за ночь лицо и темные круги все же удалось убрать. Первое с помощью массажа, а второе — чудо-тоналкой, которую мне подарила Милка около месяца назад.