— А можно? — ее глазки оживают, взгляд загорается надеждой.
— Я узнаю.
— Вы куда? — слышу неожиданный вопрос от мужчины.
Пока мы с Никой разговаривали, он, оказывается, подошел ближе. И судя по тому, как он загораживает мне выход, отпускать из палаты он меня не намерен.
— Узнаю у медсестер, есть ли что-то другое на завтрак. Постарайтесь не загнать ребенка в угол снова.
Его взгляд темнеет, челюсти напрягаются. Жду, что пошлет меня куда подальше, но он неожиданно отходит, позволяя мне выйти.
В коридоре сталкиваюсь с Назаром, нервно расхаживающим туда-сюда.
— Ты все? — тут же идет ко мне.
— Нет, не все.
— Не посмотрела родинку?!
— Нет.
— Мы уходим? — спрашивает с такой надеждой, что я вынужденно останавливаюсь.
— Ты можешь идти. Я тебя не задерживаю.
— А ты?
— А у меня есть дела.
Молчит. Нахожу свободную медсестру. Спрашиваю о завтраке. Оказывается, есть еще сырники и панкейки. Прошу и то, и то, а потому приходится доплатить за дополнительную порцию. Провожу оплату со своей карты, буквально ощущая, как Назар дышит мне в затылок, и сейчас это почему-то жутко раздражает. Я разве делаю что-то противозаконное? Почему я не могу оплатить ребенку завтрак, не ощущая себя так, будто совершаю преступление? А ведь именно так ведет себя Назар. А ведь это он, между прочим, должен сейчас заботиться о том, чтобы его дочь была накормлена. Но ему, кажется, и вовсе наплевать. Куда больше его заботит, когда же мы отсюда уйдем.
— Настя… — хватает меня за руку. — Зачем ты снова туда идешь?
— Отпусти, — опускаю взгляд на его пальцы, крепко обхватившие мое запястье.
— Какие-то проблемы? — дверь в палату открывается, и на пороге появляется тот самый дядя Ники.
Назар меня отпускает, и я, пользуясь моментом, протискиваюсь между дверью и мужчиной, что загораживает проход. Почему-то расслабляюсь, лишь когда слышу, как дверь в палату захлопывается.
— Скоро принесут сырники и панкейки, — говорю Нике с улыбкой. — Чего бы тебе больше хотелось?
— Что такое панкейки? — спрашивает со всей серьезностью.
После этого вопроса я, желавшая рассмотреть ее родимое пятно, напрочь об этом забываю. Не понимаю, как так вышло, что ребенок не знает о существовании панкейков, когда отец переводил ее матери по двести тысяч?
И дядя этот еще. Оборачиваюсь, чтобы высказать ему, но в палате неожиданно никого не оказывается. Наигрался в родственника? Плохо, если так. Ника будет чувствовать себя брошенной. Матерью, бабушкой, отцом и дядей. А я ей… чужая тетя, с которой она идет на контакт, потому что других женщин здесь нет, а она, судя по всему, привыкла находиться в девчачьей компании. Или просто боится незнакомого огромного дядьку.
— Вот ваш завтрак, — в палату входит улыбающаяся медсестра.
Передает поднос мне, и я уже размещаю его перед Никой. Устанавливаю ножками по обе стороны от девочки.
— Вот это панкейки, — указываю на красиво оформленное блюдо с ягодами и медом.
— Буду это, — заявляет и принимается есть.
Уплетает с аппетитом, но все так и не съедает. Делаю вывод, что ест в принципе мало, значит, нужно гармоничнее подбирать продукты, чтобы всего хватало. И витамины, наверное, нужны.
Входная дверь снова хлопает. Мне и поворачиваться не нужно, чтобы понять, что это не Назар.
— Я Давид, — неожиданно сообщает мужчина. — Подумал, пришло время познакомиться.
— Вы правда мой дядя? — переспрашивает Ника уже у него.
— Правда. Брат твоей мамы.
— Мамы, — повторяет так, будто пробует слово на вкус и никогда раньше его не произносила. — Бабушка сказала, что мама очень-очень далеко, и я ей не нужна, — заявляет на полном серьезе.
— Мы твою маму обязательно найдем, — обещает Давид, из-за чего получает мой укоризненный взгляд.
Девочка не нужна была ей шесть лет. Сомневаюсь, что это изменится.
Глава 13
Давид
Удивленно наблюдаю за тем, как Ника поворачивается к женщине спиной и терпеливо ждет, пока та рассмотрит ее родинку на пояснице. Я тоже присматриваюсь. Вроде как обычная. По крайней мере чего-то сверхординарного я не замечаю. Похоже на звезду, да, но чтобы из-за этого тащить девочку на тест ДНК?
— Такая же, — ошарашенно произносит женщина.
— А что это значит? — любопытствует Ника.
— Это значит, что у вас одинаковые родинки, — отвечаю, пока женщина не начала вдаваться в полемику и рассказывать Нике о вероятности своего материнства.
Женщина недовольно поднимается на ноги и отходит к окну. Я же думаю о том, что даже не знаю, как ее зовут. Когда я представлялся, она не соизволила ответить мне тем же.