— Свою не покажете? — подхожу ближе к ней.
— Что? — легкий полуразворот в мою сторону.
— Вашу родинку на пояснице не покажете?
— Вам?!
Так звучит это ее «вам», будто максимум, что она может мне показать, это средний палец.
— Я принимаю решение об анализе.
— Хотите мне отказать?
— Вдруг вы просто ненормальная, и никакой родинки у вас нет?
На ненормального из всех, кого я сегодня повидал, похож только папаша Ники. Вот правда, нашла же моя сестренка с кем связаться. И эта тоже туда же, хотя стоит заметить, что дурой она не выглядит. Обычная женщина. Хотя… есть в ней что-то. Особенное. Будто бы налет реального интеллекта во взгляде. Не исключено, что это не налет, а он самый. Тогда мне крупно повезло, потому что все женщины, с которыми я виделся, представляют из себя тупых идиоток, способных лишь вовремя открывать рот. Да и то… с этим тоже бывают проблемы.
Она поворачивается ко мне спиной. Ведет плечами, задирает голову вверх, будто бы ища где-то там поддержки. А затем прикасается к кофте по бокам руками. Тянет ее вверх. Не сильно, но вполне достаточно для того, чтобы я рассмотрел родимое пятно. Так сразу и не скажешь, но кажется, что оно идентично тому, что я увидел у Ники.
— Насмотрелись?
Не дождавшись моего подтверждения, опускает свитер и разворачивается ко мне лицом.
— Я не спятила, ясно вам?
— Я этого не говорил.
— Но наверняка подумали.
— Читать мысли вам не удается, — замечаю, ловя себя на мысли, что мне действительно нравится с ней разговаривать. — Скажете свое имя?
Женщина замирает, смотрит на меня, а затем улыбается, слегка мотая головой из стороны в сторону.
— Настя. Простите, я… как-то даже не подумала.
Настя. Никаких тебе Милена, Валериана, Доминика. К таким именам я привык за последние годы. И к темам, даже и близко не касающимся родинок и детей. Разве что сами девушки иногда были такого возраста, что их смело можно было записывать в дети. Не по цифрам в паспорте, конечно. В эскорте, где этих девочек доводилось встречать, за этим следили строго. Только совершеннолетние и образованные. Первое бесспорно, ко второму у меня было много вопросов.
Так что Настя в каком-то роде глоток свежего воздуха. Женщина. Взрослая и красивая, самоуверенная. Готов поспорить, она не сидит дома и не готовит борщи. Иногда — возможно. Но у нее есть любимая работа. Сфера деятельности, в которой она чувствует себя уверенно.
— Что будет с Никой?
— Если вы не окажетесь ее мамой? — снижаю голос до шепота, хотя сомневаюсь, что увлеченная принесенной медсестрой детской книжкой Ника что-то слышит.
— Да.
— Я заберу ее к себе.
— У вас есть опыт общения с детьми?
— Нулевой. Но у меня есть возможности. Лучшая школа, няни, кружки.
— Девочке нужна семья.
— Вы готовы ею стать? Матерью для дочери любовницы?
Вижу, что нет. По резко вспыхнувшему гневу во взгляде, который Настя, впрочем, быстро гасит.
— Ваш муж не готов забрать дочь, — замечаю. — И я, уж простите, не готов ее ему отдать.
— Но если он захочет…
Настя пытается сказать, что заберет Нику. Надавит, наверное, где нужно, подключит знакомых. Сделает все то, что я терпеть не могу обычно. Лизать другим у меня всегда получалось плохо, поэтому всего, что у меня сейчас есть, пришлось достигать потом и кровью. Зато теперь кто-то до бесконечности лижет, а я приказываю. И мне хватает власти сделать так, чтобы мой приказ исполняли.
Так что нет… забрать у меня Нику ни у кого не получится. Даже у ее родной матери, которую я планирую лишить материнских прав. Когда-то давно я сказал матери, что такие, как она, не должны были плодиться. И такие, как моя сестра, тоже. Мы не поддерживали связь никогда. Я знал слишком мало, но то, что вижу сейчас, подтверждает мои предположения. Какая мать оставит ребенка с такой тварью, как наша мать? Ответ очевиден.
— Ваш муж, Анастасия, ничего не сможет сделать. В свидетельстве его имени нет, моя сестра, если потребуется, скажет то, что я ей прикажу.
— Вы так уверены в этом?
— А вы? Уже не так уверены в своем муже?
— Да как вы… — возмущенно.
— Что? — делаю шаг к ней. — Вы не похожи на женщину, готовую простить мужчину за измену, но такое ощущение, что именно это вы и собираетесь сделать.
Мне нравится выводить ее на эмоции. Они у нее неподдельные, огненные. Ощутив однажды, очень сложно оторваться.
— Хам! — выдает, едва не залепив мне пощечину.
Руку удается перехватить в сантиметре от своего лица.