— Конечно, знает, — хмыкает Назар. — Не думаешь же ты, что я утаил это от нее?
Я уже и не знаю, что думать. Мой привычный мир в одночасье рухнул. Из счастливой женщины, которая решила, что посвятит всю себя только мужу и работе, я превратилась в растерянное подобие себя. И теперь у меня есть дочь. Настоящая. Родная. И ей уже шесть лет. Получается, в этом году она должна пойти в школу. А я… боже, я ничего о ней не знаю. Только то, через что ей пришлось пройти и что она не по годам умная и смышленая. В остальном я понятия не имею, какая она. Вспыльчивая или спокойная, сопереживательная или эгоистичная, веселая или нахмуренная.
Мне не довелось видеть ее первые шаги, слышать первые слова. «Мама» она говорила не мне. Впрочем, исходя из того, что мне довелось узнать, «мама» она в принципе могла и не произносить. Что же в таком случае стало тем самым первым словом, которое она сказала, будучи еще совсем маленькой?
Лифт оповещает о прибытии. Оказавшись на парковке, Назар тянет меня к своему автомобилю. Давид на это ничего не говорит, лишь пожимает плечами и идет к своему внедорожнику. Он уезжает первым. Мы — следом, но догнать его пытаемся, едем своим медленным ходом.
Молчим.
Не знаю, что говорить. Что вообще говорят в таких случаях? Как часто они в принципе происходят? Не в кино, а в жизни? Как часто женщины узнают о том, что их ребенок жив, когда тому исполняется шесть лет? Думаю, нечасто. Я даже не думала, что нечто подобное может со мной случиться. Не представляла.
— Я правда не знал, Настя. Если бы только знал… ты веришь?
— Если бы не верила, не сидела бы здесь.
Он кивает. Знает это и так, но все равно спрашивает, уточняет. Ему важно знать, что я ему верю, а мне… мне важно, чтобы это было правдой.
— Что мы ей скажем? — спрашивает охрипшим голосом.
Волнуется. Назар всегда так говорит, когда нервничает.
— Я не знаю. Правду?
— Может… не будем пока ничего говорить?
— А как? Смолчим? Заберем к себе и просто будем заботиться? — мотаю головой.
Я не хочу так. Я хочу, чтобы она знала, что я ее мама. Настоящая. Я хочу иметь право ее обнимать. Будь моя воля, я бы набросилась на нее с порога и не отпустила из объятий. Но так, конечно, делать нельзя. Ника не игрушка, он живой человек. Маленькая девочка, которая решила, что не нужна папе, а что не нужна маме знает наверняка. Как я буду убеждать ее, что не знала? Что думала, что она умерла? Нет, сразу рассказывать нельзя. Но и тянуть с этим тоже нельзя. Потом эта информация может стать для нее еще большим ударом.
— Давай повременим. Заберем ее к себе, устроим, узнаем получше и подумаем, как привести к тому, что ты — ее мать. Как только найдем подходящие слова — скажем.
— Я хочу разобраться, почему первый тест был отрицательным.
Назар бросает на меня удивленный взгляд, но тут же отворачивается и смотрит на дорогу. Кажется, сжимает руль крепче, но я в этом не уверена.
— Зачем? У нас есть лишнее время?
— Они не должны допускать ошибок в будущем, — уверенно говорю я. — Тест ДНК стоит не несколько тысяч. Это дорогое исследование. Вряд ли кто-то захочет его повторять, а ведь очень важно получить правильный результат с первого раза!
— Ты так уверена, что во второй клинике правильный результат?
— У Ники родимое пятно, ты забыл?
— Не забыл, но такое есть не у всех, верно? Как знать, какой результат правильный?
Я непонимающе смотрю на Назара. Хмурюсь. Не понимаю, к чему он ведет.
— Та клиника, что сделала нам тест ДНК первый раз провела его неправильно. Я хочу, чтобы их исследовали, Назар. Провели проверки. Есть же инстанции.
— Зачем? — спрашивает, повышая голос. — Зачем это тебе, Настя? Ника наша дочь. Это все, что важно, разве нет?
И да, и нет.
Мне хотелось наказать клинику, но я никак не могу понять, почему этого не хочет Назар. Впрочем, думать об этом дольше у меня не представилось возможонсти. Припарковавшись у клиники, Назар выходит из машины, и я иду следом. Открываю дверцу, ступаю по сухому гравию. Давид уже здесь. Ждет нас у ворот и о чем-то переговаривается с охраной.
— Выбивал разрешение на вход, — смотрит на Назара со смешком, когда подходим. — Вчера вы больницу на уши подняли, так что могли и не впустить.
Никак не реагируя на слова Давида, Назар заходит на территорию. Мне кажется, при возможности он бы еще и плечом ударился о чужое, но расстояние между мужчинами достаточно большое, так что этого не происходит.
Ничего не говоря, иду следом за мужем и слышу позади шаги Давида. На самом деле, я очень благодарна ему за все, что он сделал и продолжает делать. Не каждый бы согласился на второй тест ДНК для женщины, больше похожей на сумасшедшую, чем на отчаявшуюся. Он сделал многое, но меня не покидает ощущение, что это еще не все.