Запираю дверь на защелку и раздеваюсь. С облегчением снимаю с запястья ошейник, но в душе клубится тревога. Без одежды чувствую себя еще более беззащитной, даром, что ванная запирается.
Встаю под горячие струи, ополаскиваю тело. Как же Тимур мог меня променять на какую-то блондинку? Или… он не променял меня. Он собирался совмещать! Ни за что не выпустил бы из клуба, если бы я не уехала с Германом. И не мытьем, так катанием заставил бы принять наличие второй женщины. Какой же он все-таки козел!
В переносице саднит, но я слишком зла на него, чтобы плакать. В сердце жжется горечь и ядовитая досада. Надо придумать, как отомстить этому кобелю!
Выхожу из душа, промокаю волосы полотенцем и надеваю обратно всю свою одежду. Надо быть готовой сорваться в любой момент.
Подкрадываюсь к двери в спальню, прислушиваюсь. В квартире стоит гробовая тишина. Никаких звуков. Душу затопляет лютое желание удрать прямо сейчас. Пытаюсь отговорить себя — еще слишком рано, мало времени прошло. Но меня буквально выжигает изнутри. Мне даже плевать, куда я пойду. Придумаю что-нибудь, главное, убраться из этой квартиры.
Тихо открываю дверь и выхожу в коридор.
13
В квартире темно. Отсюда не видно, горит ли свет в спальне Германа, но никакого шума оттуда не доносится. Как и со стороны кухни.
Продвигаюсь по коридору в сторону прихожей, иду на самых «мягких лапках», на которые только способна. Сердце стучит под шеей, ладони ледяные и влажные. Только бы Герман меня не застукал!
В прихожей темень, хоть глаз выколи. Слабый уличный свет пробивается из открытой двери в кухню и соседнюю комнату, где экскурсия не проводилась. Нашариваю на стене круглый выключатель, поворачиваю до тихого щелчка, загорается тусклый свет, который постепенно становится ярче от поворота регулятора.
Аккуратно вытаскиваю ботильоны, чтобы надеть в самый последний момент. Проверяю в сумочке ключи и деньги. Принимаюсь внимательно рассматривать дверь. Наверное, все щеколды утапливаются под поверхность. Надо только разглядеть, где.
Нахожу два прорезанных контура на металлической глади под латунь. Нажимаю. Я была права! Отщелкиваются щеколды двух замков, которые при мне открывал Герман. В тишине щелчки кажутся оглушительными. В кровь выбрасывается новая порция адреналина, обжигает жаром внутренности и стекает ледяным потом по спине. Замираю и прислушиваюсь. Никаких посторонних звуков. Повезло!..
Вспоминаю, что у меня нет телефона. А значит, нет ни такси, не Сбера, ничего. Наверное, он так и валяется на подоконнике в кухне, где его последний раз бросил Герман. Гашу свет и крадусь в темную кухню.
Действительно. Нахожу свой гаджет именно там, где ожидала. Разблокирую — три процента зарядки. Засада! А и плевать. Время полночь. Есть круглосуточные заведения, а там найдутся добрые люди, дадут подзарядиться. Сжимаю телефон в руке и решительно отправляюсь обратно, когда слышу, как открывается дверь в спальню Германа.
От ужаса начинает мутить. Попалась. Точнее, попала. Или даже пропала. Куда спрятаться? Оторопело озираюсь и уже понимаю, что не успею. Пячусь, в ожидании неизбежного, когда на кухне загорается свет и в дверях показывается Герман.
Полуголый. Точнее, голый. В одном полотенце. Сглатываю ком в горле, разглядывая его до неприличия сексуальное тело. Изваяния греческих атлетов проиграли бы его рельефу. Мощные плечи, четко очерченные бицепсы, кубики пресса. На загорелой коже еще блестят капли воды, мокрые волосы неряшливо зачесаны наверх.
Герман опирается о косяк и смотрит на меня взглядом, который говорит: «ну ты серьезно?» Переминаюсь с ноги на ногу. Подозреваю, выгляжу нелепо.
— Кто-то очень плохо себя вел, как я посмотрю, — Герман разминает плечи и с плотоядной улыбкой направляется ко мне.
Непроизвольно отхожу, пока не упираюсь ягодицами в широкий подоконник. Чувствую себя, будто попала в клетку с самым настоящим тигром. Красивым, страшным, почти всесильным. И сейчас он неспешно подбирается, чтобы меня съесть.
— Это не то, что вы подумали, — мямлю и качаю головой, мол, не приближайся, но понимаю, что новую попытку побега Герман мне с рук не спустит.
Вспоминаются ссоры с Тимуром. Мои аргументы заканчивались, как только он начинал распускать руки. Что со мной сделает этот Герман? Он ведь нарочно предупредил меня… Душа уходит в пятки от того, что рисует воображение.
Герман останавливается напротив меня. Так близко, что я чувствую тепло его тела. Он огромный, даже выше Тимура, возвышается надо мной мускулистой громадой. Чувствую себя крохой рядом с ним. Приходится поднять голову, чтобы смотреть в лицо, которое сейчас выражает самодовольство.
— А что происходит с девочками, которые плохо себя вели? — спрашивает Герман и ставит ладони по сторонам от моего тела.
Мучительно думаю, что ответить, но он не ждет ответа, подхватывает меня за талию и усаживает на подоконник. Встает вплотную, вынуждая меня развести ноги. Платье предательски задирается. Чувствую, что заливаюсь краской, скольжу руками по подолу, пытаясь его одернуть. Не выходит. Растерянно смотрю на Германа и сталкиваюсь с его горячим хотящим взглядом.
Он гладит меня по щеке и проводит большим пальцем по губам. По спине пробегают мурашки. Я кожей чувствую его желание, и внизу живота начинает тянуть. Это какое-то противоестественное возбуждение, но сопротивляться ему у меня не выходит. Тимур давно не смотрел на меня такими вожделеющими глазами.
Герман стискивает в кулаке волосы на затылке и слегка тянет назад, заставляя запрокинуть голову. От него невероятно вкусно пахнет. Я плавлюсь от его близости. Нет. Это неправильно. Так не должно быть. Откуда эти непрошенные ощущения? Он подавляет, но сдаваться на его милость… приятно?
Он наклоняется и целует меня. Медленно и с удовольствием. Ощущаю его язык, требовательно проникающий между зубов. Целуется он безумно классно. От возбуждения начинает кружиться голова. Не знаю, как прогнать это чувство! Я уже и не помню, когда мы с Тимуром последний раз целовались взасос. Последний год чуть ли не только в щеку.
Герман отпускает мои волосы и скользит руками по бедрам вверх, еще сильнее задирая платье. Я не готова. Я не хочу!
— Нет, Герман, — голос пищит. — Не надо.
Он как не слышит. Подняв мое платье почти до талии, он подцепляет пальцами резинку стрингов. Затем разрывает поцелуй и произносит на ухо, опаляя дыханием кожу:
— Девочек, которые плохо себя вели, Виктория, наказывают.