Почему эти слова звучат так зловеще? Ничего же такого не произошло, чтобы говорить про похороны? Или… Тело мгновенно подбирается. Напряжение охватывает каждую клетку.
— Что вы хотите сказать, Герман? — голос против воли звучит затравленно и тихо.
_________________
Александр Сенной (Саня)
Помощник Германа. Исполнительный, педантичный, преданный.
Георгий Кравченко
Водитель Германа. Работает на Германа последние пять лет. Без нареканий. Умеет не задавать вопросы.
28
— Только то, что твоя жизнь станет совсем другой, — Герман ухмыляется, он будто чувствует и впитывает мой страх. — Хотя, по большому счету, сейчас, когда у тебя нет ни единого документа, подтверждающего, что ты Виктория Воронова, я могу назвать тебя как душа пожелает, создать другого человека, и ни одна экспертиза не докажет, что ты когда-то была Викторией.
Становится дурно. Кто ж этот человек, который может себе такое позволить? Да и как такое провернуть?
— Ты не сможешь, — возражаю, не желая верить. — Как же свидетели? Как же моя мама?
Замолкаю, дожидаясь, пока официант поставит на стол бокалы и разольет по ним шампанское. Початую бутылку он оставляет у столика в напольном ведре на высокой ножке, наполненном льдом.
— Им всем кажется, что Виктория была похожа на тебя. А кто будет упорствовать, отправится на психологическую экспертизу, — парирует Герман и поднимает бокал. — За новую тебя!
— А как же отпечатки пальцев? — прижимаю ладони к столу, демонстрируя отказ поддерживать тост.
— Вряд ли с тебя их снимали, — он довольно усмехается. — Заграничный паспорт у тебя был старого образца, так что нет никаких физических подтверждений тому, что ты и Виктория Воронова — одно лицо.
Не снимали отпечатки, он прав. Приводов в полицию у меня нет. Кажется, вся кровь сосредотачивается в районе желудка. Изнутри печет, а ладони и стопы ледяные. Пальцы дрожат.
— Но ты же не станешь так поступать, Герман, — выговариваю в отчаянии. — Чем я это заслужила?
— Вообще пока не планировал, Виктория, — Герман снова поднимает бокал. — Не упрямься, пожалуйста. И расслабься. За новую тебя!
Исполняю его волю, бокалы издают хрустальный звон. Ничего не скажешь, тут даже посуда на высоте. Машинально отпиваю пару глотков. И шампанское божественное, но я не могу им насладиться.
— А зачем тогда пугать? — начинаю злиться. — Зачем рассказывать мне, что ты можешь сделать, если не собираешься?
— Виктория, что не так? — он поднимает руку, подзывая официанта. — Ты спросила и получила ответ. Я могу очень много чего сделать, но не все претворяю в жизнь. Понимаешь?
Подошедший официант интересуется, что мы закажем. Я прошу Германа выбрать за меня. Нет никакого желания вчитываться в меню.
— Так ты и Тимура можешь раздавить, как букашку? — до меня, кажется, начинает доходить размах связей Германа. — Но почему-то не делаешь этого.
Взгляд Германа становится злым.
— Твой тупой муж решил, что мы из одной песочницы. Поэтому вместо довольного партнера приобрел врага, — он допивает шампанское и обновляет бокалы. — Поэтому просто уничтожить его мне уже не интересно.
Молчу, пытаясь справиться с шоком. Похоже, разрушить бизнес Тимура — это меньшее, на что нацелился Герман. Присвоить себе его женщину? Увести клиентов? Что еще он собирается сделать? Сомнений не остается, Тимур понесет наказание за свою измену.
БОльшая часть меня ликует от радости, что муж-подонок заплатит по счетам. Но есть небольшая, которой совестно. Тимур, похоже, получит больше, чем заслужил. Хотя кто я, чтобы это решать? Сентиментальная дурочка, которая жила во лжи и верила каждому слову этого говнюка?
Официант приносит кушанья. Что-то феерическое для Германа в черной сковородке с высоким бортиком. Явно с большим количеством мяса. Мне — бефстроганов. От вида и запаха еды мгновенно просыпается аппетит, чуть было окончательно не задушенный переживаниями.
— Какие у меня на завтра дела? — спрашиваю, вытащив приборы из матерчатого конверта. — Ты сказал, что день занят.
— Тебе надо одеться, — отвечает Герман и отправляет в рот кусок мяса в красно-рыжей подливе. — Георгий покатает тебя по магазинам, чтобы у тебя была пригодная для работы одежда.
— Но я же купила одежду! — в шутку возмущаюсь, пытаясь наконец вывести беседу хоть в какой-то плюс.
— Дома ходить сойдет, — Герман проходится по мне презрительным взглядом. — Но приличным людям в таком ты показываться не будешь.