Кусок застревает в горле от этих слов. Хотя все ж логично. Он дал мне на одежду четыреста тысяч, а я уложилась в семьдесят на все про все. Но я… просто не умею одеваться дороже. Да у меня палец не кликнет по ценнику выше десяти тысяч за вещь.
Больше ничего не говорю. Зло берет от беспардонности Германа. Почему нужно быть таким язвительным? Почему нужно обязательно щелкать меня по носу, как нашкодившего котенка?
Какое-то время мы едим молча. Бефстроганов тут готовят на редкость шикарно. В Питере для меня это блюдо являлось лакмусовой бумажкой на качество заведения. Если бефстроганов есть и хороший, значит, ресторан на высоте. И здешний бефстроганов побил все вкусовые рекорды, которые ставили питерские аналоги.
— Ты чего молчишь? — вдруг с участием спрашивает Герман.
Гляжу на него и не понимаю, он правда не врубается или пытается строить из себя заботливого папика. Смотрит на меня на полном серьезе вопросительно.
— Да так… Один человек, круче которого только горы, сказал мне гадость и ждет, что я буду веселиться, — складываю приборы в пустую тарелку. — Так вот не буду. Мне неприятно.
Герман тоже доел. Переставляет сковороду на соседнее пустое место, вытирает салфеткой губы.
— Покажи, кто, я с ним разберусь! — произносит наигранно воинственно.
Делаю устало-раздовадованный вид, который подразумевает что-то вроде: «ну сколько можно?»
— Ладно, я понял, Виктория, — усмехается Герман. — Прости, про одежду было резковато. Я постараюсь быть мягче.
Да ну его! Ничего он не будет стараться. Просто сгладил угол, который сам же и создал. Похоже, год работы на него дастся мне невероятно нелегко. Но уже подписалась. Куда деваться. Буду надеяться, что смогу погрузиться в любимое дело, и оно будет отвлекать от самодурства начальника.
— Мог бы не приводить меня в такое пафосное место, если я выгляжу недостаточно хорошо для него, — произношу тихо, но обида все равно просачивается в голос.
— Не мог, — мрачно отвечает Герман. — Тебя надо было покормить, а у меня тут встреча. Сейчас веди себя спокойно и ничему не удивляйся, ладно?
29
— Герман! Рад видеть! Ты сегодня в фиолетовом зале! — раздается раскатистый басовитый голос у меня за спиной.
Герман поднимается и делает шаг из-за стола. Пожимает руку подошедшему великану. Высокий мужчина с бородой, но почти без волос на розовом черепе, лет под пятьдесят, по весу раза в два больше Германа, одаривает меня внимательным взглядом и широко улыбается. Из-за лысой головы он выглядит очень пугающе.
— Представишь меня очередной мисс Ветровой? — он обращается к Герману и усаживается рядом со мной.
Плотоядно смотрит на меня, как на сочный кусок сала. Липкое ощущение проходится по коже неприятными мурашками.
— Нет, Егор, — отрезает Герман. — Мы немного задержались. Эта мисс уже уходит.
Он делает мне знак встать и подает руку.
— Я провожу спутницу, и мы поговорим, — продолжает он тоном, на который не всякий решится возразить, и приказывает мне: — Идем. Георгий отвезет тебя.
Не задаю вопросов. Егор меня пугает. А еще напрягает название «мисс Ветрова». Похоже, этот жирдяй принял меня за эскортницу или любовницу Германа. Хотя, наверное, далеко от истины он не ушел. Я почему-то уверена, что под пресловутым двенадцатым пунктом «выполнять поручения владельца бизнеса» Герман подразумевает любые поручения. Не пройдет и суток, как он снова примется склонять меня к соитию.
Герман провожает меня к гардеробу, неизбывно галантно помогает одеться, доводит до машины и, усадив назад, дает Георгию указание «отвезти меня домой». Затем возвращается в клуб.
Машина трогается. Понятия не имею, где этот дом, и, кажется, это не важно. Судя по всему, няньку Герман таки ко мне приставил в виде этого огромного водителя. Я не успела как следует рассмотреть лицо, но по фигуре Георгий больше походит на телохранителя или клубного вышибалу.
Георгий привозит меня в коттеджный поселок. Из-за высокого забора выглядывает второй этаж огромного дома, выкрашенный персиковой краской с белыми деталями. На крыше мягкая черепица, по бокам на колонны опираются балконы. Ворота отъезжают в сторону, и Георгий заводит машину на участок. Глушит мотор, помогает мне выйти.
К центральной двери в дом ведет мощеная тротуарной плиткой дорожка, по обе стороны которой простирается засеянная газонной травой лужайка. Типичный холостяцкий двор — никаких цветов или декоративных растений. Просто и со вкусом.