Мурашки бегут от манеры Германа общаться с подчиненными. Тоже морально готовлюсь к прессингу. Хотя как к такому подготовишься? Можно только учиться держать удар, да?
Герман вешает трубку и обращается ко мне.
— Теперь с тобой, — произносит мрачно. Взгляд тяжелый, как каменная плита.
Я ведь знаю, о чем пойдет речь и уже сжимаюсь. Главное не показать, что я уже осведомлена.
33. (Герман)
— Тут такое дело, Виктория, — смягчаю голос. Ей и так нелегко будет услышать, что я скажу. — Тимур заменил тебя. Мне неприятно тебе это сообщать, но он окончательно убрал тебя из своего бизнеса. Твое место на переговорах с французами займет его любовница.
Виктория вперивается в меня немигающим взглядом. Замирает на несколько мгновений, потом оторопело хлопает ресницами. Осмысляет. Да уж, нелегко узнавать, что тебя предали и отобрали чуть ли не самое дорогое.
В красивых глазах выступают бриллианты слез, но она быстро берет себя в руки. Это хорошо. У меня нет никакого желания с ней нянькаться. Напротив, я начал этот разговор, чтобы ее встряхнуть.
— Я понимаю, что тебе грустно, — начинаю доверительным тоном. — Но это не так грустно, насколько плохо. Ты же слышала мой разговор с Саней. Через месяц салон должен быть наполнен.
К концу тирады ожесточаю голос. Виктория обязана поверить, что я с нее шкуру живьем сниму, если она не справится.
— То есть, как — через месяц? — она снова не мигая смотрит на меня. Теперь глаза по пять копеек и брови взмыли на лоб, сморщив кожу у кромки волос.
— У тебя нет времени рефлексировать, Виктория, — не сбавляю тона. Пусть боится. — Мебель нужна через месяц. Бери ноги в руки и ищи.
Она молчит несколько секунд. То ли с мыслями собирается, то ли оправляется от шока.
— Герман, месяц — это ничто! — произносит с расстановкой для весомости, — Даже если я телепортируюсь во Францию, найду новых антикваров или восстановлю связь с текущими, даже если мне удастся набрать нужное количество мебели, она не приедет за месяц! Среднее время прибытия контейнера от девяноста до ста двадцати дней!
В голосе возмущенная решимость. Виктория знает, о чем говорит, но и я знаю, чего хочу. Засматриваюсь на ее губы. Мягкие, сочные, немного пухленькие. Шевелятся в такт ее словам. В штанах вздрагивает член. Перестаю слушать, что она говорит. Я хочу целовать эти губы. Я хочу Викторию. Всю без остатка. Хочу чуть ли не сильнее, чем открыть салон. Но есть проблема — ее принципиальность и вечно влезающий Тимур. Надо ускорить чертов развод!
— … главная сложность в том, что французские антиквары не работают по безналу. У них даже сайтов нет! — договаривает Виктория свою длинную тираду. — Заполнить салон за месяц невозможно, Герман!
Какая же она сексуальная, когда начинает обороняться. Внутренне усмехаюсь. Я сильнее, девочка. Тебе не выстоять.
— Ты, наверное, оговорилась, Виктория, — изгибаю бровь с серьезным видом. — Я не знаю слова «невозможно». Это какой-то диалект проигравших?
Виктория заметно сереет.
— Мне плевать, где ты найдешь антиквариат, — продолжаю стальным голосом. — Хоть у Тимура скупай через подставных лиц. Но так, чтобы по закупочной цене. Через месяц в салоне должна стоять мебель. Уяснила?
Она не двигается. Молчит. По глазам вижу, что не согласна.
— Через тридцать дней мы откроем салон. Ты поняла? — повторяю еще раз с нажимом. Для несговорчивых.
Это на личном фронте я не готов ее насиловать, а по работе буду гонять и в хвост и в гриву, иначе за что я ей плачу?
— Поняла, — Виктория окончательно сникает.
— Мне пора, — жестом прошу счет у официантки. — Я провожу тебя до машины. У тебя день, чтобы придумать, где брать антиквариат. Потрать время с пользой.
Может, это жестковато — так с ней разговаривать, но это необходимо. Надо, чтобы она собралась и сделала все по красоте. Если салон не будет открыт через месяц, все это не имеет смысла. Ничего не имеет смысла.
Срань! Кого я обманываю?
Ничего, кроме одной красивой, сексуальной девчонки, которая уже въелась мне под кожу, и ее просто так не вытравишь.
Нет, была бы Виктория наемной работницей, как та же Анжела, я бы неустойку отсудил за нарушение сроков. Да бог знает, что я мог бы сделать с человеком, который меня подвел. Но с Викторией все сложнее. Я уже не смогу, язык не повернется выставлять ей счет или что-то вроде того. Провал открытия будет просто огромным ударом по моей репутации.
Я прощаюсь с Викторией, сажая ее в машину к Георгию и еду в центральный офис моего строительного холдинга. Работа по основному бизнесу сама себя не сделает.