Душу заполняет острое желание помириться с Германом. Ненавижу холодную войну, а если мы не закончим вечер на ровной ноте, между нами начнется именно она.
Подбираю подол идиотского платья и направляюсь к спальне Германа. Стучу.
— Уходи, Виктория, — из-за двери доносится его голос. Звучит глухо. Видать, я сильно его расстроила.
— Я пришла извиниться, Герман, — кричу через створку. — Можно войти?
— Я же сказал, уходи, — теперь Герман говорит раздраженно. — Мне не нужны твои извинения.
Злюсь. Хочется вломиться в его спальню несмотря на отказ со мной говорить. Хочется услышать, что между нами по-прежнему все в порядке. Но ведь он и так скажет, что все в порядке. Работаем в рамках контракта.
Вздыхаю и ухожу к себе. Завтра воскресенье. Я извинюсь перед ним, как только мы встретимся за завтраком.
Просыпаюсь в полдень. Вместе со мной во весь рост встает острое чувство вины.
Я поступила некрасиво, сохранив контакт Тимура. И еще более отвратительно, когда заговорила о том, чтобы с ним встретиться. После всего, что совершил Тимур, это выглядело как обесценивание сделанного для меня Германом.
Я первым делом нахожу Марту и спрашиваю, проснулся ли он. Она отвечает как всегда доброжелательно, что Герман уехал ранним утром. Даже не потребовал завтрак. Чувство вины у меня разрастается с невероятной силой и заполняет всю душу. Похоже, его сильно задело мое недоверие, я снова его разочаровала.
В начале знакомства у нас уже был разговор о доверии. Вспоминаются его слова, что одна мелочь может разрушить то, что строилось годами, и почему-то мне кажется, что он говорил именно про такую ситуацию. В его случае доверие строилось не годами, но оно определенно разрушилось.
Выпив кофе, возвращаюсь к себе в спальню и набираю Германа. Просто так я ему еще никогда не звонила, но сейчас не могу ждать производственной необходимости для созвона. Звонок не проходит. Сеть сообщает, что абонент вне зоны. Черт. Может, хоть интернет у него работает? Набираю в телеграм. Гудки идут.
Ладони потеют от нетерпения. Мне невыразимо хочется, чтобы он ответил, и я почувствовала, что все как прежде. Только в душе так и плещется тревожное ощущение, что как прежде уже не будет.
Наконец, телега соединяет нас и подбирает ключи шифрования.
— Что тебе, Виктория? — его голос звучит колюче и сурово.
Я уже слышала такой тон, когда помешала его переговорам. Но сейчас на фоне шум улицы и в динамик задувает ветер.
— Хотела тебя услышать, — у меня нет другого ответа, мой звонок с работой не связан. — Ты все еще сердишься?
— Какие-то проблемы с салоном? — с тем же напором переспрашивает Герман.
— Нет, все в порядке, — не понимаю, при чем тут салон.
— Тогда мне не на что сердиться, Виктория, — тон нарочито деловой. — Сработай на пять, чтобы мне и дальше не пришлось на тебя сердиться. Еще есть вопросы?
А он умеет быть холодно-отстраненным. Этаким боссом, строго спрашивающим исключительно по рабочим делам.
— Герман, — слова застревают в горле от волнения. — Я была не права. Прости меня, пожалуйста.
— Я не понял, с мебелью что-то не так? — он демонстративно делает вид, что не понимает о чем я!
— С мебелью все так! — вспыхиваю. — Я про то, что произошло вчера…
Герман не дает мне договорить.
— Ничего, кроме салона и мебели меня не интересует, Виктория, — цедит с нажимом. — Если больше у тебя ничего, у меня дела.
Приходится попрощаться. Катастрофа. Возникает ощущение, что я его потеряла. Глаза подло слезятся. Почему мне вдруг грустно? Сама же хотела просто отработать свой контракт и свалить на все четыре стороны, накопив приличную сумму на счету! Хотела. Так чего ж не радуюсь? Все будет точно так, как мы договорились. Я открою салон, год буду им заниматься, а потом просто не подпишу следующий контракт и уйду.
Ага. Можно сколько угодно пытаться себя убеждать, но внутри-то я знаю, что виновата перед Германом. И теперь мне невыразимо хочется заслужить его прощение. Хочется снова увидеть в его глазах ту мимолетную теплоту, которая, как оказалось, всегда присутствовала в его взгляде, я просто привыкла и не замечала. И теперь, лишившись, почувствовала нехватку.
Промокаю глаза и пишу Герману сообщение:
«Когда ты вернешься?»
От него через пару минут приходит ответ:
«К открытию. Сделай все по красоте».
Теперь определенно — возможность реабилитироваться у меня появится только во время открытия. Герман простит меня, когда увидит открытый и заполненный мебелью салон.