Он направляется к остальным гостям. У меня дрожат руки. Я не хочу здесь больше находиться. Герман мрачно смотрит на меня и собирается что-то сказать. Не желаю слушать! Быстро, насколько могу в своем платье, направляюсь к вешалке, на которой висит моя шубка. Я у-хо-жу!
59
Герман нагоняет меня у вешалки и накрывает своей мою ладонь, когда я собираюсь снять плечики со своим полушубком.
— Постой, Виктория, — произносит тихо и внятно. — Не устраивай сейчас сцен. Я все объясню.
Я чувствую себя полностью преданной. Как он мог так со мной поступить? И сейчас «не устраивай сцен». Чтобы что? Чтобы он не ударил в грязь лицом перед дружками из высшего общества, которые, по сути, такие же грязные дельцы, как и Тимур?
— Убери руку, Герман, — шиплю сквозь стиснутые зубы. — Не надо мне ничего объяснять. Дай уйти. Это твой вечер, вот и оставайся. Мне тут делать нечего!
Его взгляд становится острым и пронизывающим, пробивает, точно иглой. В самую душу заглядывает.
— Не смей уходить вот так, Виктория! — рычит он в ответ и только сильнее стискивает пальцы на моей ладони.
Возмущение перекрывает все остальные мысли. Какого черта?!
— Я узнала о том, что ты пытаешься втянуть меня в такую же преступную схему, какую сделал Тимур, от какого-то левого мужика, Герман, — мне хочется кричать, но я говорю тихо. Боязно портить Герману его публичное реноме. — Даже не от тебя. Ты мне лгал. Я не хочу тебя видеть. И дел с тобой иметь тоже не хочу.
— Да. Лгал. Были причины, — цедит Герман. — Ты подумала, чего лишишься, если уйдешь сейчас?
— Ага! Сомнительного типа, который пытается подписать меня на уголовно наказуемое преступление! — выдергиваю ладонь и, сорвав полушубок с плечиков прямо так, направляюсь к двери.
Герман больше меня не задерживает. Остается стоять позади, но я чувствую его взгляд. Оголенные лопатки будто обжигает. Провожает, жалит в спину.
Плечи ссутуливаются. Не могу держать красивую осанку, несмотря на платье и необходимость выглядеть эффектно. Больше нет такой нужды. Чувствую себя разбитой вдребезги статуэткой, которая еще мгновение назад сияла великолепием форм и изысканностью позы.
Дубовая дверь выпускает меня наружу. На улице морозно и сухо. Ледяной воздух врывается в легкие, остужает пожар, который бушует внутри. Меня пропитывают дикие эмоции. Больно. От предательства, от обмана, оттого, что поверила и ошиблась. В переносице колет. Я доверилась, и меня обманули!
Не плакать по нему. Не сметь. Герман не заслуживает моих слез. Обманщик!
Вызываю такси и еду в коттеджный поселок. Придется посетить особняк Германа. Вещи мне все же хочется собрать. В машине играет тихая приятная музыка, какое-то рок-радио. Пытаюсь отвлечься, но жгучая тоска застилает глаза и проливается слезами по щекам.
Так нечестно! Почему меня все предают? Что Тимур, что Герман! Стоит поверить человеку, в спину втыкается нож. Внешность у меня, что ли, располагающая к обману? Или наивный взгляд на жизнь?
С чего я решила, что Герман для меня салон открыл? И ведь убедила себя, поверила своим же мыслям. Стал бы он меня так торопить с открытием, если бы делал это для меня? Требовал бы забить салон мебелью полностью? Выставлял бы цены с потолка? Я сама не хотела видеть очевидное. Я сочла Германа честным. Это была ошибка.
Марта впускает меня в дом с обеспокоенным лицом. Видимо, Герман связался с ней, дал какие-то указания на мой счет. Плевать! Пусть хоть собой проход загородит, я все равно уйду!
— Виктория, может, вам чаю? — спрашивает она аккуратно, забирая мой норковый полушубок.
— Нет, мне… билет на Северный полюс, — отвечаю жестче, чем следует, но я не могу сейчас держать себя в руках.
Она больше ничего не говорит, молча отходит с моего пути, когда я решительно направляюсь на второй этаж. У меня есть небольшой чемодан, с ним и уеду.
Захожу в спальню, переодеваюсь в джинсы и свитер, которые подарила Виола, и принимаюсь собирать вещи. Герман меня обманывал. Я должна уйти. А дальше будь что будет. И плевать на все.
Перебираю вещи в шкафу, выбирая те, которые купила себе сама. Натыкаюсь на подвеску с бриллиантами и верчу в руках, рассматривая ее. Тот день мне запомнился. И вечер тоже. И Герман. Он тогда защитил меня от Егора и назвал своей женщиной. Нет, ну как можно относиться ко мне так двулично? Я его женщина или инструмент? Девочка, которая сядет за отмывку денег, если что-то пойдет не так?
В памяти всплывает наш секс. Герман был со мной искренним в ту ночь. Рассказал сокровенное, открыл душу. И что? Ну открыл, а мне в душу плюнул. Но…
Вспоминается его тяжелое настроение по возвращении с производства, он хотел мне что-то сказать, а я не захотела слушать. Подумала, если серьезное, он все равно скажет. И тема сошла на нет.