Сил сопротивляться нет. Да и что изменится, если я выслушаю его сидя?
Отхожу от чемодана и усаживаюсь в кресло, которое стоит в углу. Герман проходит к моей кровати и останавливается напротив меня. Смотрит в глаза. Невольно ежусь, будто я виновата в том, что сейчас происходит.
— Да, этот салон создавался, чтобы отмывать деньги, это правда, — произносит Герман спокойно. Хватаю ртом воздух и хочу возмутиться, но он поднимает указательный палец, делая мне знак его не перебивать. — Но я тебе не лгал. Ты не спрашивала, только и всего. И да, в начале мне было плевать, я и правда хотел поставить тебя директором.
Вот! Что и требовалось доказать. Подлец!
— Но за этот месяц все изменилось, — продолжает он. — Отыграть назад договоренности я не уже мог и решил после открытия убрать тебя от этого бизнеса как можно дальше.
Он замолкает, будто подбирает слова. Снова в голову вползает разъедающая мысль, что именно об этом он хотел поговорить перед открытием. И я отказалась портить себе настроение. Становится неловко, но я гоню это ощущение.
Нет. Он просто манипулирует мной. А я сейчас слишком восприимчива. Как хочется просто закрыть уши и не слушать его приятный низкий голос. Не чувствовать тоску в его словах. Не видеть напряженного хмурого лица.
— Я хотел сказать тебе, но нам не удалось это обсудить, — продолжает он, и его губы трогает легкая улыбка. Намеренно не обвиняет меня в том, что я сама отказалась слушать. — Мне жаль, что ты узнала о сути салона на мероприятии. Мне стоило сказать заранее, но я, признаться, до последнего думал, что ты была в курсе делишек Тимура.
Да ну нет! Если он так думал, то понятно, что удивился моей реакции на правду.
Герман слишком складно говорит. И искренне. Я видела его откровенным, сейчас он такой же. Чувства обнажены. Как будто он передо мной сейчас вовсе без кожи.
Досада, смешанная с тоской плещутся в душе, разъедают мою прежнюю позицию. Я уже не так уверена в своей правоте. Меня начинают одолевать нешуточные сомнения. Все из-за недосказанностей и глупого недопонимания.
Это на части рвет душу. Нервы на пределе, вот-вот разревусь. Мне до скрежета зубами хочется поверить его словам! Тоска прокатывается по телу холодной судорогой. Я втрескалась по уши. Я хочу, чтобы было, как раньше. Я хочу не знать про обман, не вставать перед уэасным выбором — или рвать с мясом эту связь прямо сейчас, или уже выстраивать заново на новых условиях. Но пойдет ли на них Герман?
— Я решил убирать тебя из салона, еще когда Тимур заявился в помещение, — тон Германа становится мрачным. — Ты стала слишком дорога, слишком близка мне. Я испугался, что могу тебя потерять, если Тимур решит отомстить мне, причинив тебе вред.
Он сжимает лоб пальцами. Нервничает.
— Но случая толком поговорить по душам не находилось. Ты увлеченно работала над открытием, да и я был дико занят, — Герман поднимает на меня полный тоски взгляд. — Это моя вина. Я должен был сказать тебе раньше. Просто прятал голову в песок, ведь знал, что правдой сделаю тебе больно.
Герману, судя по всему, от произошедшего больно не меньше моего. Не хочется видеть его подавленным и печальным. Сердце остро колет в груди. По щеке прокатывается одинокая слезинка, и я сразу стираю ее.
— Ты нужна мне, Виктория, — произносит Герман настолько проникновенно, что по коже бегут мурашки. Никогда не слышала от него такого тона. — Я думал, что никогда не скажу этого. Последний раз такие слова слышала Ира, и с тех пор я закрыл сердце для чувств. Но ты его растопила.
Он направляется ко мне, и я невольно поднимаюсь с кресла. Почему-то хочется быть с ним на одном уровне. В почти черных сейчас глазах Германа, кажется, вся Вселенная эмоций. Они захлестывают меня. Я тону в его каре-черных омутах, не в силах ничего предпринять.
Герман подходит вплотную. Ловит мое лицо в ладони, жадно смотрит в глаза. Замираю в ожидании, хотя уже знаю, что он скажет.
61
— Я люблю тебя, Виктория, — наконец произносит Герман почти шепотом. — Ты меня изменила. Я не могу тебя лишиться. Ты — мой свет. Без тебя моя жизнь снова погрузится во мрак.
Наверное, о таком мечтает каждая девушка. И я верю Герману. Хочу простить. Хочу ответить взаимностью. Нет человека, которому, кроме прочего, я была бы настолько же благодарна. Но я молчу, размышляя, как поступить.
— Я совершил ошибку. Каюсь. Как мне доказать тебе, что это все — досадное недоразумение? — спрашивает он. — Хочешь, я при тебе сожгу наш контракт? Чтобы даже бумажки этой не было!